Потерянное сердце

Женщина стоит передо мной, глядя на мою маленькую девочку так, будто хочет взять ее на руки. Но я знаю, как только это произойдет, я безвозвратно потеряю контроль.

— Мы должны отдать ее им, — просит Кэмми сквозь рыдания, — пожалуйста, ЭйДжей.

Это убивает меня. Буквально сводит с ума. У меня все пусто внутри, и я не могу переносить боль ни минутой дольше.

— Документы подписаны, и я больше ничего не могу сделать... пожалуйста, ЭйДжей.

Я не отвожу глаз от моей дочери. Провожу мизинцем по крошечной родинке рядом с ее правым ухом, восхищаясь тем, что она выглядит, как скопление маленьких звездочек.

Не хочу упустить ни секунды, пока могу смотреть на нее, неважно насколько сейчас хочу увидеть лицо Кэмми. Часть меня хочет знать, что она чувствует ту же боль, что и я. Как она может не чувствовать?

Я никогда не испытывал раньше такой боли. Такое чувство, что кто-то бьет меня боксерскими перчатками изнутри, заставляя каждый мой орган болеть и пульсировать. Как кто-то может отказаться от своего ребенка? Это все моя вина. Я должен был быть более осторожным. Я не должен был этого допустить. Я разрушил наши жизни, мою и Кэмми. Даже если она не осознает этого сейчас, мы разрушаем самих себя, отвечая на молитвы этих неизвестных людей.

— ЭйДжей, — решительно говорит Кэмми.

Ее тон достаточно тверд, чтобы на короткое время отвлечь мое внимание от моей девочки, достаточно для того, чтобы увидеть пару рук, тянущихся к моей дочери. Я хочу ударить по ним, подняться и защитить ее от них, но бежать мне некуда. Руки этой женщины касаются моей крошки, обнимают ее, и забирают малышку из моих крепких объятий.

Когда чувствую кожей холодный воздух в том месте, где только что лежала моя дочь, осознаю, что произошло. Я больше никогда в своей жизни не почувствую того, что ощутил сейчас. Частичку меня только что украли.

Мой взгляд устремлен на женщину, которая что-то напевает моей дочери. У нее на глазах слезы, как и у ее мужа. Кажется, что мы с Кэмми исчезли, и в комнате остались только эти двое и их новорожденная дочь. Но она не их дочь. Она моя! Я не соглашался на это. У меня не было выбора. Это несправедливо.

— Что это за усыновление? — спрашиваю я. Я совсем ничего не знаю об этом, ведь мне всего семнадцать. Эта мысль никогда не приходила мне в голову. Почему? Я думал, мы заодно. Хотя, и сейчас я это понимаю, Кэмми никогда не говорила, что у нее в голове. Мне казалось, что мы в одной команде, но это совсем не так. Папа говорил мне, что самонадеянность делает с мужчиной, но я не буду ослом в этой ситуации. Ни за что. Не в этот раз.

Мужчина и женщина смотрят на меня с недоумением, будто мой вопрос странный или неуместный. Как будто... удивляются, почему никто не объяснил мне этого раньше.

— Это открытое усыновление, но это наша первая и последняя встреча, — говорит Кэмми шепотом.

— Спасибо, что позволили нам быть здесь, — говорит женщина.

— Пожалуйста, позаботьтесь о ней... пожалуйста, — отвечает Кэмми едва слышно. В ее голосе слышу ту же боль, что испытываю я, и сейчас мне ясно: она тоже этого не хочет.

— Я не готов, — говорю я.

— Пожалуйста, — обращается Кэмми к медсестре, — я больше не могу это выносить. Сделайте так, чтобы он ушел!

Что? Я? Нет!

— Это моя дочь! — кричу я. — Никто не спросил меня, хочу ли я этого... их! — Я указываю на пару. — Я не хочу этого! Я не давал своего согласия!

— Охрана, — спокойно говорит медсестра по телефону.

— Я думала, ты не знаешь, кто отец? — спрашивает приемная мать. — Так было заявлено в документах. Не было никаких тестов ДНК или форм согласия. Это отец?

— Да! Это несправедливо! Это неправильно! Она моя. Она принадлежит мне. Она все для меня. Я сам позабочусь о ней, если потребуется. Я не хочу отдавать ее, не хочу. Она — мое всё, Кэмми...

Мой голос превращается в стон, такого никогда прежде не было.

— Пожалуйста, не забирайте мою дочь, — умоляю я. — Она моя плоть и кровь! Вам не отнять ее у меня! Вы не можете!

Я выгляжу безумным. Я кажусь диким и сумасшедшим, и Кэмми в панике смотрит на меня.

— Извините, но боюсь, что уже слишком поздно, — говорит женщина. — Вам нужно было подписать бумаги, что вы не согласны с усыновлением, но нам сказали, что отец неизвестен.

Смотрю на Кэмми. Я не способен понять, как она могла решиться на такое, и не сказать мне.

— Кэмми, скажи им, что я отец! Я не подписывал документы, потому что узнал об усыновлении четыре часа назад, — кричу я.

— Он — отец, — говорит она тихо сквозь слезы, достаточно тихо, чтобы я мог слышать, но мы оба знаем, что теперь это не имеет значения.

Женщина сказала, что документы подписаны. Кэмми уже ничего не может изменить. Она просто плачет. Глаза ее опухли, слезы текут по красным щекам. Пара крепко держит мою дочь, как будто я собираюсь напасть на собственного ребенка. Они защищают ее от меня.

— ЭйДжей, ты должен знать, что и у меня нет ничего дороже нее на свете, но...

— Они забирают нашу дочь, Кэмми! Так не должно быть!