Этого было достаточно. Полицейский забарабанил по клавишам. Новейшие технологии оказали неоценимую помощь незрячим. Дзини мог, как любой другой, делать все что угодно: странствовать по Интернету, общаться в чатах, отправлять и получать почту. Никто в Сети не заметил бы разницы. В киберпространстве различия исчезают.
– Несколько дней назад мне пришел имейл, – объявил полицейский. – Сейчас дам тебе послушать…
В компьютере Дзини имелась голосовая программа, которая зачитывала письма. Он включил колонки и откинулся на спинку стула в ожидании. Вначале синтезированный голос продиктовал анонимный адрес на сервере Yahoo. Послание без темы. Затем голос принялся скандировать текст:
– …он-не-та-кой-как-ты… ищи-в-пар-ке-вил-лы-гло-ри.
Нажав на клавишу, Дзини отключил почту. Маркус недоумевал: составитель загадочного сообщения не мог быть никем иным, как неведомым вожатым, который указал ему путь сюда. Но зачем он обратился к слепому полицейскому?
– «Он не такой, как ты»: что это означает?
– Откровенно говоря, меня больше беспокоит вторая часть: «Ищи в парке Виллы Глори».
Дзини встал с места, подошел к Маркусу, взял его за руку, чуть ли не умоляя:
– Я не могу туда пойти. Зато ты теперь знаешь, что делать. Пойди погляди, что там, в том парке.
14:12
В месяцы после смерти Давида она пребывала в одиночестве, как в скорлупе. То было не состояние, а место. Пространство, в котором можно по-прежнему говорить с ним, не чувствуя себя жалкой сумасшедшей. Сандра затворилась в этой невидимой сфере печали, от которой отскакивало все, с чем приходилось ей сталкиваться. Ничто не могло затронуть ее, пока она оставалась там, ни один человек не в силах был пробить эту оболочку. Парадоксальным образом сама боль являлась мощной защитой.
Так было до стрельбы в капелле Святого Раймондо из Пеньяфорта этим утром.
Она испугалась смерти. С того момента прозрачная сфера исчезла. Сандра хотела жить. И это порождало чувство вины перед Давидом. Пять месяцев она пребывала в подвешенном состоянии. Время шло, а она оставалась неподвижной. Но теперь задавалась вопросом: до какой черты жена должна быть заодно с мужем? Права ли она, если хочет жить, в то время как ее муж умер? Можно ли это считать своего рода предательством? Мысль, конечно, глупая. Но Сандра в первый раз отдалилась от Давида.
– Очень интересно.
Голос Шалбера нарушил очарованное молчание, в котором она укрылась со своими мыслями. Они находились в гостиничном номере Сандры, и сотрудник Интерпола сидел на кровати, вертя в руках фотографии, сделанные «лейкой». Он много раз уже смотрел на снимки, постоянно к ним возвращаясь.
– Их всего четыре? Больше не было?
Сандра испугалась, что он раскусил ее маленькую ложь: она решила не показывать интерполовцу снимок, запечатлевший священника с шрамом на виске. Все-таки Шалбер – полицейский, а ей ли не знать, какая у полицейских реакция. Они никогда ни в чем не сомневаются, никому не предоставляют шанса.
«Может, тебе это и кажется добрым делом, но то, чем занимаются пенитенциарии, незаконно. Для них не существует ни границ, ни правил», – заявил Шалбер после того, как объяснил ей, кто такие пенитенциарии. Поэтому для Шалбера этот человек виновен, его действия противозаконны. Ничто не заставит его отказаться от такого образа мыслей.
В академии ей внушали, что виновны все, если не доказано обратное, а не наоборот. То есть верить нельзя никому. Например, во время допроса хороший сыщик должен стараться опровергнуть каждое заявление, от кого бы оно ни исходило. Однажды ей довелось вот так прессовать одного экскурсанта, который нашел труп женщины во рву. Было очевидно, что этот человек ни при чем, он просто забил тревогу. Но Сандра забросала его ничего не значащими вопросами. Заставляла повторять ответы, прикидываясь, будто не поняла, стараясь сбить с толку. Бедняга был подвергнут допросу с пристрастием, наивно полагая, будто может пролить свет на убийство, не догадываясь, что при первом же нечетком ответе окажется за решеткой.
Я знаю, что у тебя на уме, Шалбер. И постараюсь тебе помешать. Во всяком случае, до тех пор, пока не пойму, что тебе можно всецело довериться.
– Всего четыре фотографии, – подтвердила Сандра.
Интерполовец долго не сводил с нее глаз, взвешивая ответ или надеясь, что она себя чем-нибудь выдаст. Ей удалось выдержать этот взгляд с совершенно непринужденным видом. И Шалбер снова сосредоточился на снимках. Сандра думала, что прошла проверку, но ошибалась.
– Ты говорила, что вчера вечером встретилась с одним из них. Интересно, как ты его узнала, если никогда не видела.
Сандра поняла, какой совершила промах. Корила себя за то, что разоткровенничалась перед Шалбером в гостинице Интерпола, но это получилось спонтанно.
– Я пошла в Сан-Луиджи деи Франчези, чтобы посмотреть картину Караваджо, фрагмент которой оказался на снимке Давида.
– Это я уже слышал.
– Тот человек стоял передо мной, кто он такой, я не знала. Это он взглянул на меня и пустился бежать, – соврала она. – Я погналась за ним с пистолетом и держала на мушке, пока странный тип не признался, что он священник.