У нее засосало под ложечкой. Он подстраивался под нее, говорил с ней как с маленькой, этаким приподнятым тоном, притворяясь, будто верит ей.
— Если ты прямо сейчас не можешь меня вспомнить, то это совершенно нормально, — продолжал он. — У людей в твоем состоянии после травмы или необычных обстоятельств довольно часто случается частичная потеря памяти. Вскоре ты вспомнишь, что я доктор Болдуин и что мы с тобой уже и раньше общались. Как ты себя чувствуешь?
Вопрос — а может, снисходительный тон врача — разозлил Сейдж, и она взорвалась.
— Как я себя чувствую? — рявкнула она. — А сами вы как думаете? Примотали меня к каталке, а когда я говорю, кто я, мне никто не верит.
Он улыбнулся ей — фальшиво и холодно.
— Я верю тебе, — заявил он. — Ты же знаешь, я верю всему, что ты мне рассказываешь.
— Тогда развяжите меня.
— Это можно, — сказал он. — Но сначала тебе придется пообещать, что будешь хорошо себя вести. Доктор Уайтхолл сообщил, что ты задала ему жару, когда вернулась. Больше никаких брыканий и криков, договорились?
Сейдж глубоко вдохнула, затем кивнула. Нужно быть спокойной и рассудительной, если есть хоть какая-то надежда убедить врача в том, что она говорит правду.
Хейзл двинулась было расстегнуть ремни, но доктор Болдуин остановил ее жестом и сурово посмотрел на Сейдж.
— Ты должна сказать это вслух, — заметил он.
— Я больше не буду, — произнесла Сейдж. — Не буду брыкаться и кричать.
— Обещаешь?
— Обещаю.
В дверь постучали, и Хейзл открыла. Вошедшая медсестра, не взглянув ни на пациентку, ни на остальных, выдвинула ящик шкафа, извлекла стеклянный пузырек и шприц, положила их на поднос и встала рядом с санитаркой, сложив в ожидании руки. Сейдж стиснула зубы. Несмотря на злость и огорчение, надо молчать и действовать в согласии с ними — по крайней мере, пока ее не развяжут.
Доктор Болдуин жестом велел Хейзл расстегнуть ремни, затем обратился к Сейдж:
— Должен признаться, я немного разочарован в тебе. Ты знаешь, что правила установлены по определенной причине. И ты знаешь, что происходит, когда ты нарушаешь правила. Мне бы не хотелось снова сажать тебя на двойную дозу торазина, но если ты и дальше будешь убегать, у меня не останется выбора.
Хейзл один за другим расстегивала ремни, улыбаясь и теплой ладонью растирая освобожденные запястья и щиколотки Сейдж, как мать, утешающая ребенка.
— Расскажи мне, пожалуйста, куда ты бежала на этот раз, — сказал доктор Болдуин. — Опять искала маму? Так ведь? И заблудилась в одном из корпусов? Я знаю, это очень даже просто, их ведь вон сколько. Хочешь верь, хочешь не верь, но я и сам там несколько раз плутал.
Хейзл ослабила ремень на груди Сейдж, и оба его конца с пронзительным металлическим лязгом упали по разные стороны каталки. Затем санитарка опустила один из поручней и отступила назад, молча, но в состоянии повышенной готовности.
— Может, на этот раз ты была в лесу? — продолжил доктор Болдуин. — Или где-нибудь в подвале пряталась?
Сейдж села, спустив ноги с каталки и растирая запястья. Помещение завертелось вокруг нее, и Сейдж, вцепившись в матрас, закрыла глаза, ожидая, когда пройдет головокружение. Ради всего святого, пожалуйста, только бы это прекратилось.
— Все в порядке? — спросил доктор Болдуин.
Она открыла глаза и кивнула, отчаянно стараясь казаться адекватной, хотя все было совсем наоборот.
— В порядке, — подтвердила она и попыталась встать. Но еще до того, как ее ноги коснулись пола, Хейзл шагнула вперед, придержала ее за плечо и покачала головой.
— Подожди, — сказал доктор Болдуин. — Не стоит торопиться с возвращением в палату. Сначала давай поговорим.
— Но я…
Он прервал ее, подняв руку:
— Я хочу, чтобы ты сказала мне, где пропадала.
Сейдж поймала его взгляд.
— Нигде я не пропадала, — произнесла она, стараясь сохранить спокойствие в голосе. — Я живу в Маринерз-Харбор с отчимом, Аланом Терном. Это он сказал мне, что Розмари сбежала из Уиллоубрука. До тех пор я даже не знала, что она жива. Поэтому я сюда и приехала: помогать искать сестру. Но у меня сумку украли в автобусе, и теперь все принимают меня за Розмари. А я не она. Просто мы с ней однояйцевые близнецы, и с виду нас не различить.
— Прости, — сказал доктор Болдуин, — но за эти годы мы много раз беседовали с твоей мамой, и она никогда не упоминала о том, что у Розмари есть сестра-близнец. Девочка в твоей палате, вроде бы Норма, — вот ее ты называешь сестрой, но это все. С тех пор как ты приехала к нам, мы говорили об этом уже несколько раз, и я объяснил тебе, что все дело в твоем состоянии. Нет никакой Сейдж, помнишь?
У Сейдж перехватило дыхание.
— Нет, — сказала она. — Вы ошибаетесь. Я Сейдж. И я настоящая. Розмари — моя сестра-близнец, и ее до сих пор не нашли. — Она прижала руку к бурчащему животу, чувствуя, что вот-вот сорвется и начнет ругаться и кричать. Сколько можно повторять? — Так почему же вы ее не ищете? Почему здесь нет полицейских с поисковой группой?
Доктор хмыкнул, словно вспомнив нечто забавное, понятное только ему, и продолжил тем же снисходительным тоном: