Потерянные годы (ЛП)

  «Он всегда говорил гадости. Делаю их тоже. Он не может меня напугать. Уже нет. И даже если бы он мог, я перестал бежать. Она спустила ноги на пол, и собака сменила положение. — Теперь он пробовал что угодно, — сказала она, поглаживая шерсть животного, — это дало бы ему понять, для чего. Не так ли, дорогая?

  Собака повернула голову, чтобы лизнуть ее руку.

  «Он угрожал отомстить».

  "Зачем? Десять лет? Он думает, что это было из-за меня? Это никогда не было до меня. У вас были улики, свидетели - этот жалкий ублюдок Черчилль щипал траву. Господи, ты заморозил его с пистолетом в окровавленных руках. Для чего я был нужен?»

  Резник не ответил; правда в том, что подробностей он не знал. Сколько Рейнс выпросил у ожесточенной жены, сколько из других источников?

  «Ты должен отнестись к этому серьезно, проехав весь этот путь сюда».

  Резник кивнул. "Я делаю."

  Рут снова рассмеялась, прервавшись на полпути к мучительному кашлю. — Что ты собираешься делать, — сказала она, когда снова взяла себя в руки, — остаться? Быть моим личным телохранителем?

  "Нет. Просто хотел, чтобы вы знали, вот и все.

  Она кивнула на его стакан. «Теперь ты захочешь вернуться. Дежурство завтра, скорее всего.

  Резник сделал быстрый глоток, прежде чем отодвинуть стакан в сторону. «Всегда осадок на дне; независимо от того, насколько тщательно вы его наливаете».

  — Ага, — сказала Рут, — немного похоже на жизнь, а? Она смеялась. «Христос, внемли мне. Не через одного Диккенса, а я говорю символами».

  Резник поднялся на ноги, и собака снова низко зарычала. — Одно дело, — сказал он.

  — Я все еще пою?

  — Когда вы в последний раз видели Рейнса?

  Какого цвета она сошла с лица. — С тех пор, как он меня бросил. Лучшая часть десяти лет. Лучше всего было не видеть его лживое лицо.

  Резник поместил карточку со своим именем и номером на обложку своей книги. "Любая причина. В любой момент. Станция всегда может поднять меня.

  Рут посмотрела на него, подняв бровь. — Обычный Лазарь, а? Что-то витает в воздухе, все эти парни восстают из мертвых.

  К тому времени, как Резник добрался до двери, она уже подняла ноги и снова принялась за чтение. Еще в нескольких окнах светились огни, и подул ветер с северо-востока. Подняв воротник, он шел через лужайку к своей машине. Он останавливался в первую очередь на главной дороге и пил кофе; движение должно быть относительно легким, и он не должен быть слишком долго, прежде чем он будет дома. Хотя кошкам, ожидающим, когда их накормят, это покажется возрастом.

  Фары машины Резника осветили побелку коттеджей, когда он обернулся, но не смог разглядеть фигуру, стоящую глубоко в тени у морской стены и выжидающую.

  Сорок четыре

  В то утро Миллингтон был таким бодрым, что в голове его жены мелькнула мысль, что у него может быть роман. Отчасти это был блеск в его глазах, отчасти аппетит, с которым он поглощал свои мюсли и сухофрукты, даже не поморщившись и не намекнув на безвкусность обезжиренного молока. Он ополоснул миску, принес ей вторую чашку чая без просьбы, коснулся ее щеки поцелуем, который был достаточно сильным, чтобы было ясно, что утром он подстриг усы.

  Когда она вышла в холл, он расчесывал плечи своего пиджака на вешалке и насвистывал что-то подозрительно похожее на «Любовь — это великолепная вещь».

  «Смотрите, Джеймс Ласт снова выступает этим летом в Концертном зале», — сказал Миллингтон. — Может, мне купить нам пару билетов?

  — После прошлого раза, Грэм, я вряд ли мог подумать, что ты захочешь пойти еще раз.

  В прошлый раз женщина сзади хлопнула жену Миллингтона по плечу и довольно громко спросила, не может ли она что-нибудь сделать с храпом мужа.

  — О, да, успокоительно, правда? Он накинул пальто и направился к входной двери. «Возможно, немного опоздал сегодня вечером. Пинта-три после работы. Бизнес, вроде».

  «Да, Грэм, — сказала она, — как скажешь».

  Блин, подумал Миллингтон, садясь в машину, что ее гложет? Лицо, как у одного из этих замороженных обедов, прежде чем оно увидит внутреннюю часть микроволновки.

  Он был в комнате уголовного розыска, рядом с дверью офиса Резника, прежде чем прибыл его начальник, слоняясь с намерением.

  — Хорошо, Кевин, — десять минут спустя послышался с лестницы голос Резника, — обо всем по порядку. Давайте взглянем на вчерашние файлы.

  "Сэр."

  «Доброе утро, Грэм. Ярко и рано."

  Нейлор был там еще с семи, в раннюю смену, одной из его задач было систематизировать все сообщения, полученные в течение ночи, в общенациональные или местные, а другой — следить за тем, чтобы журнал, показывающий перемещение заключенных, был актуальным. Теперь он нес эти файлы в кабинет Резника, и Миллингтон протянул ему руку.

  — Я возьму их, парень. Вы могли бы сделать хуже, чем положить чай в пюре. Хорошо?"

  Нейлор пожал плечами и сделал, как ему сказали.

  Миллингтон положил файлы на стол Резника, затем закрыл дверь, прислонившись к ней спиной.

  — О чем-то, Грэм? — с ухмылкой спросил Резник. Его сержант мог хранить тайну примерно так же долго, как маленький мальчик может утаить монету в пятьдесят пенсов.