Потерянные годы

Перепуганный Стангмар попятился прочь. Вурдалаки отступили следом за ним. Два человека, которые все это время жались к трону, в безумном страхе бросились к лестнице, спотыкаясь друг о друга.

Я подбежал к Рии, остановившись лишь затем, чтобы подобрать Душегуб, лежавший у ступеней. Мы с ней забились в дальний угол, где нам пока не угрожало падение камней с разрушавшегося потолка.

И вот, впервые в жизни, Шим смог почувствовать себя настоящим великаном. Он увидел, что враги бегут прочь от него. И радостный блеск в его огромных розовых глазах сказал мне, что это ему очень понравилось.

– Я больше вас, – взревел он. – Очень много больше!

Волосатые ступни Шима теперь были крупнее самых массивных валунов. Он поднялся на ноги и выпрямился во весь рост, обрушив при этом еще часть потолка. На широком лице возникла мстительная ухмылка, и он начал давить вурдалаков. Каждый раз, когда великан топал ногой, замок содрогался; пол начал проваливаться.

Но бессмертные воины не гибли даже под этими сокрушительными ударами. Каждый раз они просто вставали, отряхивались и продолжали рубить ноги Шима. Глаза его пылали гневом. Он начал топать еще сильнее. Вурдалаки снова поднимались на ноги, и Шим продолжал давить их всей своей тяжестью.

Мы с Рией сидели в своем углу, отчаянно надеясь на то, что Шим не двинется в нашу сторону; вокруг него с потолка сыпались огромные куски каменной кладки. Он явно был зол – и явно наслаждался происходящим.

А затем сквозь грохот и топот я разобрал некий странный ритмичный звук, доносившийся откуда-то из-за стен замка. Сначала он был далеким, потом приблизился, постепенно становился все громче и громче. Вдруг я понял, что это голоса – хотя я никогда прежде не слышал таких мощных голосов. Они напевали какой-то простой мотив, состоявший всего из трех низких нот. В мелодии было что-то знакомое; она вызвала у меня странное ощущение, которое я не мог бы определить словами.

А затем в проломе появилось огромное лицо, изборожденное трещинами, подобно каменному утесу, и обрамленное лохматой рыжей бородой. За ним виднелось другое – с курчавыми седыми волосами и толстыми губами. И еще одно лицо, черное, как ночь; я заметил длинную косу и серьги, сделанные из колес от повозки. Существа приветливо закивали Шиму, но остались за стенами замка.

– Великаны, – в восторге воскликнула Риа. – Они пришли.

И действительно – великаны пришли, покинули свои убежища, разбросанные по всей Финкайре. Услышав некий долго ожидаемый зов – возможно, взрыв Котла Смерти, – они выбрались из мрачных каньонов, далеких лесов и неведомых горных ущелий острова. Они стекались отовсюду, сжимая в руках огромные пылающие факелы. Некоторые были облачены в тяжелые сети, увешанные камнями, служившие им для маскировки среди россыпей валунов. У других в развевающихся волосах остались ветви и даже целые деревья. А некоторые, слишком глупые или слишком гордые, чтобы скрываться, были облачены в жилеты, шляпы и шапки всевозможных ярких цветов, напоминавших фруктовые сады в Лесу Друма.

Великаны быстро образовали хоровод вокруг замка. По примеру Шима они начали ритмично топать, отчего мне показалось, будто началось землетрясение. Нехитрый напев зазвучал громче; великаны пели на древнем языке, языке первых обитателей Финкайры:

Хи гододин катан хье
Худ а лледрит маль видан
Гаунсе аэ баллавн вен кабри
Варигаль дон Финкайра
Дравиа, дравиа Финкайра.

Внезапно я вспомнил, как моя мать пела эту самую песню. Но было ли то воспоминание из прежней жизни в Гвинеде, или же я слышал ее в младенчестве? Этого я не мог бы сказать.

Возможно, это смутное, неопределенное воспоминание навело меня на мысль о том, что значение песни имеет какое-то отношение к древней связи между великанами и судьбой Финкайры. И что пока живы они, будет жив и остров. «Живи вечно, живи вечно, Финкайра».

Великаны продолжали свой танец при свете факелов, а замок тем временем рушился. Стена рядом с нами еще держалась, но вокруг уже виднелись широкие проломы. И вместе со стенами рушилось колдовство, заставлявшее замок вращаться. Движение его замедлилось, грохот начал утихать. Затем камень оглушительно заскрежетал о камень в последний раз, и замок, наконец, остановился. Обрушивались столбы и арки, в воздухе висела пыль, во все стороны летела каменная крошка.

И вот вурдалаки, чье существование поддерживали чары замка, одновременно испустили вопль – скорее вопль изумления, чем страха – и попадали там, где стояли. Я оглядел рассеянные среди руин замка тела, и мне даже показалось, что в последний момент на мертвых лицах появилось человеческое выражение. И это было выражение благодарности.

Когда вурдалаков не стало, Шим выкарабкался наружу через пролом и присоединился к танцующим собратьям. Слушая топот их тяжелых ног по скале вокруг замка, я вспомнил древнее пророчество. Предсказание, в котором говорилось о Хороводе Великанов: