Потерянные континенты

Мы узнали много опровергающего – иными словами, отклонили возможные гипотезы как маловероятные или невозможные. Теперь мы знаем, что Платон не мог описывать реальное событие в буквальном смысле, поскольку в соответствии со всеми геологическими данными его Атлантического континента никогда не было и никакой другой континент не исчез так, как он изобразил. Более того, аргументы атлантологов в защиту того, что Атлантида была колыбелью всех цивилизаций, выведенные из сходства различных народов, совершенно непригодны для этой цели. Будучи основанными на ошибочном представлении об археологии, антропологии, мифологии, лингвистике и близких им науках, они являются в худшем случае нелепыми, а в лучшем могут быть использованы для подтверждения прямо противоположных теорий, например гипотез диффузионистов и сторонников дрейфа континентов.

Однако же настало время перейти к более определенным выводам по вопросу о пропавшем континенте. Может быть, нам удастся лучше разобраться в загадке Атлантиды, если мы переместим фокус с напечатанной в наши дни страницы на оригинал «Тимея» и «Крития» и человека, их создавшего. В конце концов, ведь Платон был не бестелесным гласом Вечности, а простым смертным с пытливым умом, полным знаний и заблуждений своего времени.

Если хотите, можете представить его сидящим в своем доме в Афинах, в те дни небольшом городке с извилистыми улочками, покрытыми липкой грязью, на фоне которого Акрополь, украшенный Периклом за столетие до того, возвышался словно тиара над мусорной кучей.

«Серьезный Платон», царапающий на папирусе и размышляющий об упущенных возможностях своей жизни, был коренаст и бородат и неплохо сохранился для своих семидесяти лет. Минуло немало десятилетий с тех пор, как он занимался политикой, писал туманные любовные вирши, участвовал в Коринфских играх[17] и был награжден за храбрость в битве с делианцами. Современники отмечали его крепкое телосложение и мягкий голос, иногда добродушно посмеивались над чрезмерной серьезностью и привычкой беспрестанно ходить туда-сюда во время беседы.

Хотя Аристотель приписывает богоподобное благородство характеру Платона, мало что доподлинно известно о его личности. Его произведения наталкивают на мысль (меня, во всяком случае) о многоречивом, упрямом, любящем читать мораль человеке, одаренном богатым воображением и аскетичным, сочетающим в себе обаяние, мистическую интуицию и безудержное увлечение проектами по реформированию мира. Но соответствует ли это реальности на самом деле, точно сказать нельзя. Как многие античные греки, Платон, видимо, был преимущественно гомосексуален в личных привязанностях, впрочем, говорили, что помимо возлюбленных мужчин у него была и дама сердца, родившая от него сына.

Итак, что же он написал? Не ту историю, которая нам известна, но какое произведение? Запись реальной дискуссии, выдумку, пьесу или что-то иное?

Во-первых, «Тимей» и «Критий» не являются стенографическими записями настоящей дискуссии между Сократом и его друзьями, поскольку в соответствии с воображаемой датой эти диалоги происходили за две трети века до того, когда Платон был ребенком лет шести и не мог ни конспектировать, ни вспомнить их, чтобы записать, став взрослым. Вряд ли речи, произносившиеся позднее в кругу Сократа, вообще записывались, а в ранние годы Платон был больше увлечен сочинением стихов и политической карьерой, чем философией своего друга средних лет Сократа.

По этой причине нельзя рассматривать диалоги Платона как стенографический конспект. Большая их часть, например «Тимей» и «Критий», относятся к тем годам, когда Платон не мог понять их, даже если и слышал. Он иногда сводит вместе людей, которые не могли встречаться в действительности из хронологических соображений.

Создается ощущение, что наивный современный читатель временами вводится в заблуждение в том, что касается природы философских диалогов, поскольку ныне эта форма литературного произведения весьма редка. Тем не менее с античных времен и до веков, предшествовавших нашему, она была широко распространена, ибо позволяла автору живо представить несколько точек зрения по спорному вопросу, не присоединяясь ни к одной из них. Из тысяч таких диалогов ни один не претендует на точную запись реальных бесед.

Более того, вкладывать выдуманные слова в уста исторических персонажей было также общепринятой практикой во времена Платона – этим приемом пользовался даже добросовестный Цисидий – и сохранилось до наших дней. Написание таких речей долгое время считалось стандартным упражнением по риторике в античных школах. Со временем некоторые из этих спичей от лица известных людей стали восприниматься как настоящие и ими созданные.