Рассказывая свою долгую печальную историю ненужного спасения, Элизабет не заметила накрывшие их сумерки. За все время Шпеер ни разу ее не перебил, не задал ни единого вопроса, лишь однажды тяжело вздохнул, бросив на нее задумчивый взгляд. А она все никак не могла остановиться, словно то, что она сдерживала почти год, наконец, нашло выход. И Этим выходом был он — незнакомый холодный мужчина, нехотя согласившийся подкинуть ее в дом, который она помнила, но не любила. Ради ответа на вопросы, которых не понимала.
— Ну, а после Уолтер предложил мне поискать в своем прошлом хоть что-то, что может вызвать эмоциональный отклик. И благодаря вам его план, возможно, удастся, — подытожила она и выжидательно посмотрела на своего спутника.
Шпеер не торопился комментировать ни потрясающую историю спасения, ни страшный диагноз, поставленный ей Мортелем, ни счастливую череду совпадений, приведших к этой поездке.
— Мне жаль, что вы так мучаетесь, Элизабет. Я и подумать не мог, что вам настолько тяжело, — наконец, произнес он. Его лицо ничего не выражало, но побелевшие костяшки пальцев, впившихся в руль, говорили намного больше, чем тысяча сочувственных вздохов.
— Все в порядке, Альберт, — девушка поторопилась натянуть на лицо самую естественную улыбку и вложить в голос радостные ноты. — Я жива, здорова, во всяком случае физически, и впереди меня ждет если не открытие, то хотя бы приятное место. Да и компания по пути к нему тоже не самая плохая, — последняя фраза вышла неожиданно искренней и теплой, но Шпеер предпочел сделать вид, что не услышал ее.
Элли внезапно задумалась, что так и не смогла выяснить, есть ли у сурового профессора жена или подруга — этот вопрос сейчас волновал ее, пожалуй, не меньше, чем поиски утраченных чувств. Но говорить о таком сейчас было как минимум бестактно, а как максимум — глупо. Девушка потянулась за бутылкой воды, сделала небольшой глоток и вернула свой взгляд к уже потемневшей дороге, невольно зевнув.
— Осталось немного, Элизабет. Мы приедем даже быстрее, чем я рассчитывал, — покосившись на навигатор сказал Шпеер. — Уже через пару часов вы будете отдыхать, даю слово.
— Спасибо, Альберт, — улыбнулась Элли и вновь уставилась в окно. Казалось, что после спонтанной исповеди в ее голове ни осталось ни слов, ни сил, чтобы их произносить. Ей уже не хотелось ни расспрашивать его о жизни, ни слушать его ответы: единственным, о чем она сейчас мечтала, была полная пены ванна.
Девушка неожиданно для себя представила тишину, белые мыльные облака, горячую воду и сильные руки, что обнимали ее уставшие от статичной позы плечи. И руки эти принадлежали вполне определенному мужчине.
«Как ты могла настолько заинтересоваться кем-то, с кем провела в машине всего несколько часов? Ты ходила на четыре свидания с тем миловидным писателем, что две недели читал лекции по европейской литературе двадцатого века, но от единственного робкого поцелуя чуть не вывернулась наизнанку. А тут — неприветливый холодный незнакомец и сразу в ванну? Да, мисс Элизабет, безумие вкупе с годом воздержания окончательно извратили вашу нежную натуру»
В маленьком отеле в приличном районе Милфорда было тихо и спокойно, а еще совершенно пусто: в распоряжении Стоунволл и Шпеера были любые номера на выбор, и ее больная и немного сонная подростковая фантазия о том, как они делят одну узкую кровать на двоих, была нещадно растоптана парой ключ-карт. Девушка было предложила оплатить и его размещение, но профессор лишь отмахнулся, бросив на стойку ресепшена ненормально толстую пачку наличных.
— Альберт, я думала, вы взяли одноместный номер на ночь, а не люкс для новобрачных на месяц, — рассмеялась Элизабет, указывая на зажатую тонкой серебряной лентой стопку Бэнов Франклинов.
— Я не разбираюсь в ваших деньгах, — буркнул внезапно потемневший Шпеер. — Давайте свою сумку.
Растерявшаяся от очередного перепада настроения попутчика, Элли протянула во властную ладонь саквояж и поплелась в сторону лифта, опустив плечи. Дверь в номер Шпеера захлопнулась громче и быстрее, чем ей бы хотелось, но сил на анализ нестабильного поведения профессора у нее уже не оставалось, а потому, затащив вещи в свою комнату, она отогнала дурное предчувствие, достала из сумки пижаму, а из шкафа — белый пушистый халат.
Ванной в номере не было, и Элизабет, в очередной раз усмехнувшись своей неожиданно нахлынувшей в пути озабоченной наивности, встала под горячий душ: может, она и была рождена птицей, но воду любила как самая последняя рыба. Отжимая мокрые волосы мягким белым полотенцем, она медленно расхаживала по комнате, уже представляя как открывает скрипучую дверь в старый дом, выходит к огромному озеру и наслаждается тишиной Мусхед-лейк. Громкий стук выдернул ее из раздумий бесцеремонно и грубо, и босые пальцы неожиданно встретились с углом кровати. Выругавшись так, как мог бы браниться докер, но никак не приличная молодая женщина, преподающая литературу в Принстоне, Элизабет доковыляла до двери и злобно распахнула ее.