Да, в глазах Адмирона Виктории было даровано право на любой каприз. Но сейчас она вершила нечто иное, и смотреть на это он отказывался. Однако внезапно и вопреки всему, одним взмахом крыльев советник оказался рядом с разъяренным Владыкой и, вторя ему, вкладывая всю силу, что смог найти после тяжелого дня, бил по прозрачному куполу, что накрыл Леди Уокер и Первого ангела.
Все кончилось также внезапно, как и началось: Первый Всадник и Адмирон Ада чуть было не рухнули, неожиданно потеряв сопротивление энергетического свода. Виктория уже не сидела над телом — черные крылья, пестрящие алыми перьями, недвижно разметались вокруг, мягкие губы замерли холодной маской, тонкая рука неотвратимым приговором накрывала страшное багровое пятно, растущее под сердцем.
— Что она натворила… — Винчесто упал на колени вслед за Владыкой, отрешенно бродя взглядом по спокойному лицу. — Что же она наделала?
— Неужели вам не понятно, Адмирон? — хрипло прошептал Геральд, припондимая ее окровавленную руку с вырезанным на ладони символом. — Она перенесла рану с ангела на себя. — Голубые огни потемнели, сжатые кулаки побледнели, сухие губы вытянулись болезненной нитью. — Останьтесь здесь и дождитесь, пока он очнется. Мы должны знать, что жертва не была напрасной. Теперь все решит время.
Больше не сказав ни слова, Первый Всадник подхватил хрупкое тело и медленно скрылся в почерневшем небе.
***
Уокер медленно открыла глаза: сознание возвращалось, но окружающие образы не торопились собираться воедино. Спустя миг или век перед уставшим взором неохотно проступили очертания темной фигуры, слабо освещаемой холодным ночным светом. Собравшись с силами, Вики медленно опустила на ледяной пол босые ступни. Неслышно, пытаясь не разрушить спокойную тишину, она подошла к замершему демону.
— Как долго я спала? — тонкая ладонь осторожно прикоснулась к каменному плечу Всадника.
— Слишком долго, Уокер, — не оборачиваясь, прошептал он.
— Сердишься? — девушка мягко прислонилась к его спине и, игнорируя жесткое оперение, обхватила руками напряженное тело.
— Нет, Уокер, — не отрываясь от витражного стекла, ответил Геральд. — Я счастлив.
Наконец, обернувшись, он внимательно и спокойно взглянул на слегка осунувшееся лицо своей безумной Виктории.
— Чем ты думала на этот раз? — голос был холоден, но в глазах читался неподдельный восторг — она вновь смогла его удивить, и искреннее счастье — она вновь смогла вернуться к нему.
— Тем же, чем и всегда, — она мягко погладила черные пряди. — Сердцем.
— И что же оно тебе говорит сейчс? — он уже не мог сдержать улыбку: голубые огни сверкали, сильные руки крепко обнимали, сухие губы мелко дрожали.
— Оно говорит «хватит», — Уокер лукаво взглянула на своего демона и потерлась о его щеку. — Вот теперь точно достаточно.
— Согласен, — кивнул Первый Всадник, и, не в силах держать паузу, накрыл ее губы своими.
Спустя доброе тысячелетие Виктория медленно отстранилась и перебором струн спустилась от воротника черной рубашки вниз, разбрасывая вокруг сконфуженные пуговицы. На миг тонкие длинные пальцы задержались на узле пояса, а после снова вернулись к уже обнаженным белым плечам. Оставляя невесомую дорожку поцелуев на ключицах, она прикрыла глаза, наслаждаясь тягучей секундой этого удивительного момента.
Каждый миг рядом с ним был чудом, каждый вдох — благословением, каждый поцелуй — откровением. Вот ее прохладная рука касается волевого подбородка, притягивая к себе. Вот босые ноги, едва задевая серый мрамор, уносят тело в сторону широкой уже успевшей остыть постели. Вот синие глаза неотрывно наблюдают за каждым движением широкой груди: вверх-вниз, тяжело, протяжно, в предвкушении, в нетерпении, в боли и в исцелении, в потере и обретении — его сердце живет своей собственной жизнью, но лишь для нее.
Лежа на спине, демон завороженно наблюдает за каждым безупречным движением, мягким, спокойным, размеренным: холодный ночной свет очерчивает идеальные линии скул, плеч, рук, талии, бедер. В темноте, на другом конце вселенной, на расстоянии вытянутой руки, в одном вдохе и тысячелетии ожидания, сияют полупрозрачные сапфиры. Бесплотный дух покидает натянутое струной тело, пытаясь коснуться нежной кожи. Его сжатые ладони в плену горящего шелка, ее пальцы свободны — нигде и повсюду. Каждое невесомое прикосновение сладкой болью бьет в медный гонг на задворках потемневшего сознания.
Она здесь, она рядом, на нем, в нем, снаружи. Она его.
— Уокер, — едва слышно хрипит он ее имя. Свое имя. Их имя.
И когда уже кажется, что лучше быть просто не может, невесомым движением бедер его накрывает первая из тысячи волн. Нет, это не Небытие, это Вселенная — глубокая, как ее глаза, сильная, как ее дух, отчаянная, как ее порывы. Она вокруг, а он — внутри: пылинка в мерцающем свете звезд, глубокий вдох, биение сердца. Он вокруг, а она — внутри: росчерк молнии, шелковая приливная волна, тихий выдох.
— Геральд, — шепчет она, закрывая глаза.