ЧАЩЕ ВСЕГО ПО ВЕЧЕРАМ Уайатта или еще кого-то из его ровесников – тех, кому не нужно управлять упряжкой, – отправляют вперед, чтобы найти место для ночевки. Сегодня ему снова выпадает жребий, а через полчаса он уже несется обратно верхом на Плуте, как в тот день, когда за ним гнался Собачий Клык и полсотни воинов пауни. Уайатт докладывает, что индейцы – мужчины, женщины и дети вместе с собаками и лошадьми – уже встали лагерем на самом лучшем пастбище перед подъемом к Форт-Джону, также известным как Форт-Ларами, куда мы доберемся завтра.
Переселенцы напуганы многочисленностью племени, и все хотят продолжить путь к форту, опасаясь останавливаться рядом с индейцами. Но месяц сегодня совсем тонкий, ночь будет темной, так что двигаться дальше после заката слишком трудно. До Форт-Джона еще полдня пути, к тому же Эбботт уверяет всех, что индейцы нас не потревожат.
– Это дакота, по-другому сиу, и они привыкли к караванам, проходящим через эти места. Они опасаются нас не меньше, чем мы их, – говорит он.
Похоже, индейцы сами остановились здесь ненадолго или, как и мы, только что прибыли, но они смотрят на нас без особого интереса, когда мы проползаем мимо. Сиу отдыхают от дневной жары в тени своих недостроенных типи. Шесты, которые обычно тащат за собой вьючные лошади, валяются повсюду среди шкур и припасов.
Я никогда не видел столько хороших лошадей. Мне на глаза попадается саврасый конь с песочного цвета шерстью и черной полосой на спине, которая тянется от макушки до кончика хвоста. Его передние ноги тоже черные, одетые словно в темные чулочки, и от этого кажется, будто он гарцует на каждом шагу. Окрасом и статью он напоминает мне Даму, хотя у нее не было такой черной полосы. Уэбб тоже показывает на него, крича мне с козел повозки, на которых он сидит рядом с матерью:
– Посмотри, какой красивый, Джон! Почти как Дама.
Вопреки заверениям Эбботта, дакота ни капли нас не боятся. Мы встаем на ночевку в полумиле от их временного лагеря. Нас разделяет невысокий гребень, однако через час несколько воинов с предводителями приходят к нашим фургонам с лошадьми и шкурами. Индейцы красивы, в меру упитанны и явно не бедствуют, однако все равно требуют угощения. Похоже, им просто нравится видеть встревоженную суету женщин и испуганные взгляды мужчин.
Огромный индеец с золотыми украшениями в длинных волосах и многослойными бусами из ракушек на шее начинает интересоваться Котелком. Я говорю, что не продам его, но воин не отстает, показывает своих пони одного за другим, проводит их мимо меня, показывая свое богатство. Я плохо понимаю его, хотя Эбботт и назначил меня переговорщиком. Пауни и сиу не ладят между собой, поэтому, услышав, что я говорю на пауни, они начинают смеяться. Отактай, мой учитель-полукровка, говорил на смеси сиу с английским, понятной только ему, так что не думаю, что мое знакомство с ним поможет лучше понять воинов дакота.
Один из них выходит вперед, называя себя военным вождем дакота и врагом всех пауни, однако он хорошо говорит на языке последних, как будто жил среди них в детстве. Может, этот воин, как и я, «двуногий», однако упрямо старается доказать, что это не так. Называет себя сыном вождя и обещает победить пауни в бою. Он покрыл лицо черной краской в честь того, что снял скальп «с такой же, как я, псины из племени пауни». Помахав передо мной снятым скальпом и увидев, что меня это не задело и не напугало, воин кидается на меня, чтобы сорвать у меня с головы шляпу. Я уклоняюсь, сам снимаю ее с себя и протягиваю ему. Куплю себе новую в форте. Уайатту тоже нужна шляпа. Пока он носит старую соломенную, от которой остались одни поля, из-за чего светлые волосы у него на макушке совсем побелели от солнца и кажется, что у него лысина. Раскрашенный черной краской воин касается его макушки кончиком копья.
– А с этого уже сняли скальп, – говорит он мне.
Уайатт вздрагивает, но продолжает стоять рядом, скрестив руки на груди, будто нанялся меня охранять. Это при том, что я вешу фунтов на пятьдесят больше.
Некоторые женщины из каравана пытаются отвлечь сиу едой, но те, хотя сами потребовали угощений, не слишком-то стремятся съесть то, что им предлагают. Наоми приносит булочки и раздает их воинам дакота с таким видом, будто это великая честь. Те не в восторге, а Черная Краска решает, что тоже хочет заполучить моего мамонтового осла. По-моему, он так ему нужен лишь потому, что я упрямо отказываюсь. Воин с золотыми украшениями теряет терпение и собирает своих пони, готовясь уйти, но Черная Краска продолжает ходить взад-вперед, поглядывая на скот и мулов, принадлежащих перепуганным переселенцам. Сомневаюсь, что он в самом деле хочет меняться. Скорее пытается показать всем, кто здесь главный.
Наоми касается своего лица, а потом показывает на него.
– Спроси, осталась ли у него еще краска, Джон. Вдруг я смогу предложить ему что-то поинтереснее.