Мы сворачиваем в сторону от реки, чтобы обойти непроходимый каньон, два дня вовсе не видим Свитуотера, а потом возвращаемся к нему и снова переправляемся. В седьмой раз. Или в восьмой? Я уже сбился со счету. Впрочем, я не жалуюсь. Перебраться через реку проще, чем через холмы.
Мы забираемся на такой высокий и каменистый гребень, что не можем ехать верхом, опасаясь упасть и скатиться по склону. Приходится распрячь всех животных, подняться с ними вместе, а затем затолкать наверх сорок повозок – на десять меньше, чем в начале пути. Животные тем временем помогают нам тянуть. Когда под конец веревки начинают расползаться, мужчины, толкающие фургон Хайнзов, едва успевают отскочить, прежде чем он скатывается вниз и разбивается у подножия холма. Дерево в щепки, металл погнут. Повозку уже не починить.
Адаму Хайнзу с молодой женой придется обходиться без повозки до самого Форт-Бриджера, если не дольше. Уильям предлагает им фургон Уоррена с тем условием, что его вещи останутся в нем. Некоторые из путешественников освобождают немного места в своих повозках, чтобы сложить все, что не влезло. Лидия идет рядом с Наоми и Уинифред, а Адам с радостью впрягает своих волов в повозку Уоррена. Впервые после щелочной пустыни мы с мулами становимся не нужны, и я гоню их вперед, лишившись повода путешествовать с семейством Мэй, хотя раньше повод мне был не нужен. Самсон и Далила с радостью кидаются в реку во время девятой – и последней – переправы. Свитуотер остается позади, а с ним и самая длинная неделя в моей жизни.
Южный перевал – это широкий травянистый участок земли, похожий на седло, втиснутое между горными хребтами, что расходятся на север и юг.
– Это место называется Континентальным разделом. Река Свитуотер течет на восток, а все, что к западу отсюда, – к Тихому океану, – кричит Эбботт, останавливая свою повозку. – Все, что на той стороне, относится к территории Орегона.
– Орегон? Так скоро? – вопит Уэбб, как будто мы проделали не огромный путь, а просто прокатились за город на двуколке. – Слышал, Уилл? Мы почти на месте!
Почти на месте, но все же остается еще восемьсот миль. Уэбб едет верхом на Плуте рядом со мной, а Уилл следом. Мои мулы и лошади прибавили шагу, чувствуя близость отдыха. На невысоких утесах по бокам виднеется несколько деревьев, но, сидя верхом, я вижу только простор. Бескрайнее небо над головой, бескрайние земли под ногами, и ничто не загораживает мне вид.
Я ставлю палатку и ухаживаю за животными, держась в стороне от остальных, продолжая метаться между решимостью и сожалением. Я возвращаюсь от ручья, возле которого мы остановились, с мокрой после мытья головой, с ведрами в руках, когда Уинифред Мэй подходит ко мне и просит уделить ей минутку. Ульф у нее на руках дергает ножками в разные стороны, радуясь освобождению от заплечной сумки, которую я купил ему в Ларами.
– Наоми отправилась на утес верхом на Красной Краске, – говорит она. – Захотела полюбоваться видом. – Уинифред показывает на утес в полумиле от нас и на одинокого всадника, приближающегося к вершине.
– Ей не следовало ехать одной. – Голос выдает мое раздражение.
– Я просила ее взять с собой Уоррена или Уайатта, но она упряма. – Уинифред смотрит на меня. – И она давно не дитя. Так что не надо обращаться с ней как с ребенком. – Ее голос звучит мягко, взгляд спокоен, но я прекрасно понимаю, что́ до меня хотят донести, однако виду не подаю. – Не думаю, что здесь обязательно лезть на утес, чтобы полюбоваться видами. Здесь все и так на виду. Но на прерии совсем не похоже. Сколько мы всего уже повидали, правда, Джон?
– Да, мэм.
– Вы поедете за ней?
– Мэм?
– Наоми. Вы поедете за ней? Мне кажется, она хочет именно этого.
– Я не уверен, что Наоми сама знает, чего хочет, миссис Мэй.
Уинифред вскидывает брови, но молча позволяет ветру унести мой ответ. Потом она прикладывает руку ко лбу козырьком, высматривая одинокую фигуру, поднимающуюся к вершине.
– За все ее двадцать лет я такого не припомню, чтобы она не знала, чего хочет, мистер Лоури, – замечает она.
Некоторое время мы молча стоим рядом. Уинифред раскачивается взад-вперед, нянча Ульфа. Я заметил, что она постоянно это делает, даже когда не держит его на руках. Эти движения напоминают мне метроном, стоявший у Дженни на фортепиано: тик-так, тик-так, – и меня вдруг охватывает тоска по дому. Поразительно. Наверное, я никогда не отсутствовал так долго, чтобы научиться ценить его. Может, так и со всем остальным. Даже с Наоми. Стоит ей отдалиться, и я скучаю по ней так сильно, что больно дышать.
– Вы ее любите, Джон? – тихо спрашивает Уинифред, не убирая руку ото лба.
Я ошарашен этим вопросом, но она в любом случает не дает мне времени на ответ.
– Потому что если нет, то примите мое уважение. Вы сказали честно ей, что будет дальше, и стоите на своем. Но… если вы ее любите… то у вас под ногами тонкий лед.
– Она хочет, чтобы мы поженились, – выпаливаю я. – Она вам говорила?
– А вы этого не хотите?
– Хочу. – Сказав это вслух, я испытываю облегчение. Это правда. Я хочу этого.
– Так что вас останавливает?