– Именно так. Трубка раз за разом обходила полный круг, а команчи все никак не могли принять решение. Но потом в дом вошел старый дед и увидел Ястреба, закутанного в одеяло внучки, который ожидал своей участи. Дед увидел подарки, которые принес юноша, и спросил: «Ты пришел, чтобы забрать мою внучку из ее племени?» Ястреб ответил: «Нет. Я хочу лишь быть рядом с ней. Если позволите мне остаться, ее народ станет моим народом». Дед сел в круг к вождям команчей и, когда до него дошла трубка, обратился к своему сыну, верховному вождю, и ко всем воинам: «Не будем убивать пауни. Лучше сделаем его одним из нас. Тогда между пауни и команчами настанет мир».
– Мир? В этой истории что, нет ни одной драки? – возмущенно восклицает Уэбб.
– Нет. Ни одной. – Уголки губ Джона дергаются. – Ястреб остался с команчами и женился на дочери вождя. Он жил с ее племенем до самого дня ее смерти, и только потом вернулся к своему народу.
– Она умерла? – пищит Уэбб. – Как же так вышло?
– Бабушка мне не рассказала. Но это не самое важное во всей истории.
– А что самое важное? – спрашивает Уилл.
– Мир между народами, – отвечает Джон.
Мы все некоторое время молчим, задумавшись над этим. Даже мистеру Колдуэллу нечего сказать.
– Я уже слышал эту историю, – говорит Эбботт. – В легенде о Ястребе, пауни и вожде команчей есть еще много интересного.
– Мне больше всего понравилось про то, как он воровал лошадей, – хмурится Уэбб. – Я хочу знать, что случилось с саврасой, чалой и пегой.
– Может, ты сам придумаешь и завтра после ужина расскажешь нам историю?
– Мне пора в дозор, – вдруг говорит Джон, резко поднимаясь.
Он слишком долго находился в центре внимания. Джон желает всем спокойной ночи, почти не глядя на меня, но я не пытаюсь его удержать. Мои мысли заняты его рассказом. Эбботт и Колдуэллы вскоре тоже прощаются с нами, унося с собой свою посуду и мысли. Гомер Бингам будит Элси, помогает ей подняться, и они вместе бредут к своему фургону.
Мама отправляет мальчишек спать. Папа отводит их всех в палатку и помогает устроиться на ночлег. На несколько минут мы с мамой остаемся вдвоем у костра. Ульф спокойно спит в корзинке у ее ног. Мама кутается в свой разноцветный плащ, хотя ночь теплая, а от костра идет жар. Нам нужно перемыть тарелки и чашки и замесить тесто, но мы обе продолжаем сидеть неподвижно.
– Это твоя история, – тихо говорит мама. – Ваша с Джоном.
– Какая история, мам?
– Легенда о Ястребе и девушке из племени команчей. О мире между народами.
– Думаешь, Джон знает об этом? Я не хочу, чтобы ради меня он отказывался от своего народа.
– Думаю, он знает это лучше всех нас. Он сказал почти то же самое твоему отцу, когда пришел просить его разрешения.
– «Просить разрешения». – Я вздыхаю. – Мне не нужно папино разрешение.
– Тебе, может, и нет… А Джону было нужно. Он сказал Уильяму: «Я буду заботиться о Наоми, но также и о всей вашей семье. Ваша семья станет моей семьей». – Мама смотрит на огонь, ссутулившись, обхватив колени руками, а меня вдруг охватывает непреодолимое желание найти Джона и упасть перед ним на колени.
– Иди спать, мам. Забирай Ульфа и ложись. Я приберусь, сделаю тесто и скоро к тебе присоединюсь.
Мама не спорит. Она устало встает и поднимает Ульфа, точно древняя старуха корзину с бельем.
– Когда пойдешь пожелать Джону спокойной ночи, скажи ему спасибо за историю. – Ее голос звучит ехидно, хотя и устало, и я улыбаюсь ей вслед. Она слишком хорошо меня знает. – Скажи, что я благодарна ему за все.
– Обязательно, мам.
– Люблю тебя, Наоми, – добавляет она. – Бог дал мне только одну дочь, зато самую лучшую из всех, что у него были.
– Наверное, он рад, что от меня избавился.
– Он не избавился и никогда не избавится. С Богом так не бывает.
– Спокойной ночи, мама.
– Спокойной ночи. И Джону дай поспать хоть немного.
Когда я не нахожусь что ответить, она смеется, но смех быстро превращается в кашель.
Джон
Если забыть о песке и пустынных участках, где нет ничего, кроме пыли и камней, Эбботт оказался прав. Дорога не такая уж тяжелая, и мы успеваем пройти довольно много. Это помогает развеять сомнения и тревогу, и нахмуренные лица путешественников постепенно расслабляются. На следующий день мы доходим до Грин-Ривер. Ее берега усыпаны древесиной, травы тоже много, но сама река широкая – не меньше сотни футов от берега до берега – и быстрая. Когда я захожу в воду верхом на саврасом, он перестает доставать до дна уже на первой трети пути. Приходится повернуть обратно.
– Здесь слишком глубоко, не переправиться. Я поднимусь выше по течению. У мормонов есть паром в нескольких милях отсюда, но, может, так далеко идти не придется. Напоите животных, дайте им попастись, а я посмотрю, не найдется ли поблизости брод, – говорю я Эбботту, и тот охотно соглашается.