Потерянные сердца

Я чувствую, но мое внимание привлекает вовсе не гарь. Прямо перед столбом дыма можно разглядеть две фигурки, крошечные, не больше веснушек на носу Наоми. Я всматриваясь, не понимая, что передо мной. Путешественники не раз принимали здешние редкие деревья за людей. Мулы начинают бить копытами и плясать на месте, зато саврасый стоит неподвижно, подняв голову и глядя в ту же сторону, что и я.

– Тише, мулы. Тише, – успокаиваю я их.

Уши животных прижаты к голове, как будто они почуяли волка у водопоя и не знают, готовы ли рискнуть и подойти к воде.

– Пошли, – говорю я, встряхивая вожжи.

Они начинают двигаться, сворачивая с дороги и пробираясь между камней и шалфея к другой колее. Эти следы далеко не такие глубокие и отчетливые, как основные, но они ведут прямо к крошечным силуэтам в отдалении.

Уайатт молча сидит рядом со мной, и я благодарен ему за это молчание. У меня самого множество вопросов и совсем нет ответов. Я знаю лишь, что если мулы идут вперед и не упираются, значит, прямо сейчас нам не грозит никакая опасность. Они прибавляют шаг, фыркая и натягивая вожжи, но я придерживаю их, помня о колесах, которые могут сломаться. Сейчас мне не до ремонта. Через несколько минут фигуры становятся отчетливее.

– Джон, по-моему… По-моему, это Уилл и Уэбб.

Я забываю о хрупкости повозки и неудобных козлах и перестаю сдерживать мулов. Уайатт сжимает в одной руке ружье, а второй держится за сиденье.

– Где же весь караван? – спрашивает он, перекрикивая скрип колес. – Где, черт возьми, все фургоны?

Две фигурки начинают бежать нам навстречу, быстро двигая руками и ногами. Лохматые кудряшки подпрыгивают у них на голове. Мальчишки тоже нас увидели. Оба без шляп – впрочем, Уэбб и так всегда без нее, – и совсем одни. Кажется, будто между нами пролегли тысячи миль, и меня переполняет страх. На мгновение все замедляется, а звуки исчезают, и я слышу только стук собственного сердца. Потом я останавливаю мулов, спрыгиваю с козел с ружьем и флягой в руках и бегу по неровной земле навстречу новостям, которые боюсь услышать. Уилл падает прямо передо мной, а Уэбб обхватывает меня за ноги. Я обнимаю его, а Уайатт пытается поднять Уилла, но у того снова подкашиваются ноги, и Уайатт опускается на колени рядом с ним.

– Уилл? – говорит он, приобняв брата. – Уилл, что случилось? Где караван?

– Я н-не знаю. Они ушли б-без нас, – произносит тот, заикаясь. – У папы сломалось колесо, а у миссис Бингам н-начались роды. – Он начинает трястись всем телом.

Я даю ему немного воды и Уэббу тоже, хотя тот плачет и едва может сделать глоток. Потом они рассказывают нам все остальное.

– Индейцы, – говорит Уилл. – Я у-убил одного. Я не нарочно. А потом они убили папу и У-Уоррена. И мистера Б-Б-Бингама. И сс-сожгли п-п-повозки. Их больше нет. И мамы т-т-тоже нет.

– Мы спрятались за камнями, – в слезах перебивает его Уэбб. – Мы сидели там долго-долго, а повозки горели. Уилл меня не выпускал. Он лег на меня и зажал мне рот. Я бы их убил! Я бы спас Наоми!

Каждый вдох обжигает мне горло и грудь, но я все же задаю вопрос:

– Где она? Что случилось с Наоми?

Уайатт упрямо мотает головой, решительно отказываясь верить в услышанное, но из его глаз льются слезы. Уилл тоже расплакался, и мне отвечает Уэбб.

– Они забрали Наоми, – всхлипывает он, поднимая на меня глаза, полные горя. – Они ее увели.

* * *

Проехав еще около мили по неровной колее, я снова останавливаю повозку и велю мальчикам ждать меня внутри. Один из фургонов уже превратился в дымящиеся угли. Второй сожжен лишь частично, как будто огонь так и не разгорелся. С дуг свисают покрытые пеплом лоскуты холстины.

– Может, они не умерли, – не сдается Уэбб.

В его глазах еще теплится надежда пополам со страхом. Но Уилл точно знает.

– Они умерли, Уэбб, – шепчет он, закрыв лицо руками.

Уайатт хочет пойти со мной, но я угрожаю, что свяжу его, если он попробует высунуть нос из повозки.

– Оставайся здесь с Уэббом и Уиллом. И не смей выходить, вы все не смейте, пока я за вами не вернусь.

Уайатт сжимает ружье, его пыльное лицо исчерчено дорожками от слез, но подбородок упрямо выпячен, будто он готовиться спорить.

– Оставайся здесь, – повторяю я, глядя ему в глаза.

Он коротко кивает, сильнее стискивая ружье, и я отворачиваюсь, прихватив свое. Оно мне не понадобится, но я все равно беру его с собой. Я подхожу и осматриваю место происшествия. Две повозки, одна обгорела, другая превратилась в гору углей. Волов забирать не стали. Они, ничуть не пострадавшие, толпятся у водопоя. Когда я приближаюсь, они поднимают головы и смотрят на меня, а я – на тела, которые лежат поодаль.

Макушка Уильяма Мэя превратилась в открытую пузырящуюся рану. Кровь залила землю между ним и Уорреном, распластанным лицом вниз с раскинутыми возле головы отца ногами. Гомер Бингам лежит спиной к остальным с вытянутыми вперед руками, будто он, хватаясь за землю, пытался дотянуться до чего-то. Может, он силился добраться до жены, но не прополз и фута, прежде чем его убийца снял с него скальп.