Он вытащил сверток, упакованный в фирменную коричневую бумагу Издательства и перевязанный веревкой. Он был такого же размера, как пачка чистой бумаги, только тоньше.
— Это тебе, — сказал Гарет.
— Надеюсь, там не гранки.
— Что-то вроде гранок, — ответил он.
Я развязала веревку, и бумага упала.
Это был красивый предмет в кожаном переплете с золотой надписью. Должно быть, он стоил Гарету трехмесячной зарплаты.
Этот том был тоньше по объему, и шрифт крупнее, чем в Словаре доктора Мюррея — страницы были поделены на две колонки вместо трех. Я открыла книгу на букве
Что было непристойнее — произнести его вслух, написать или напечатать на бумаге? Срываясь с губ, оно могло быть развеяно ветром или вытеснено другими словами, его могли не расслышать или неправильно истолковать. На странице слово приобретало настоящие формы. Оно было поймано и прижато к бумаге буквами, которые располагались в определенной последовательности, чтобы каждый, кто их прочитает, знал, как выглядит это слово и что оно означает.
— Представляю, что ты мог подумать, увидев эти слова, — сказала я.
— Я был рад наконец-то узнать их истинные значения, — ответил Гарет, и на его серьезном лице засияла улыбка.
Я продолжала перелистывать страницы.
— Я целый год занимался этим, Эс. Каждый день, когда я держал в руках листочек с твоим почерком, я узнавал тебя все лучше и лучше. С каждым новым словом я влюблялся в тебя еще сильнее. Мне всегда нравились форма букв и ощущение их бесконечного сочетания, но ты показала мне, что они могут не только ограничивать слово, но и раскрывать его потенциал.
— Но как?
— По несколько листочков за раз. И я всегда старался возвращать их на то же место, откуда брал. Под конец мне помогала половина Издательства. Мне хотелось участвовать во всем, а не только в наборе шрифта. Я выбирал бумагу и работал с печатным станком. Я сам разрезал страницы, и женщины из переплетной мастерской вывернулись наизнанку, чтобы показать мне, как собрать их вместе.
— Не сомневаюсь, что они так и делали, — улыбнулась я.
— Моим шпионом в Скриптории был Фред Свитмен, но все это было бы невозможно сделать без Лиззи. Ей известны все твои тайники и каждый твой шаг. Не злись на нее за то, что она давала мне листочки.
Я подумала о коробке из-под обуви в моем рабочем столе и о сундуке под кроватью Лиззи. Мой
— Я бы никогда не стала злиться на Лиззи, — сказала я.
Гарет снова взял мои руки.
— Я должен был выбрать между словами и кольцом.
Я посмотрела на свой словарь, потрогала пальцами его название и почувствовала слова в своем дыхании. Я представила кольцо на своей руке и обрадовалась, что его там нет. Я не понимала, как можно испытывать столько чувств одновременно. Большего невозможно было представить.
Мы с Гаретом молчали. Он не стал спрашивать, а я не стала отвечать, но я чувствовала те минуты, как рифму поэмы. Они были предисловием ко всему, что произойдет дальше, и я была готова к тем событиям. Я притянула к себе его лицо, по-разному ощущая его кожу своими ладонями. Его губы были теплее моих и все еще хранили вкус чая. Его рука на моей талии ни о чем не просила, но я прильнула к нему, желая, чтобы он почувствовал все изгибы моего тела.
Пирог остыл, так и оставшись нетронутым.
— Ну, где оно? — спросила Лиззи, когда я вошла в кухню.
Мы обе посмотрели на мою руку — без кольца, как и прежде.
— Есть вообще что-то, о чем ты не знаешь, Лиззи Лестер?
— Очень много всего, но я знаю, что он любит тебя, а ты любишь его, и я думала, что увижу кольцо на твоем пальце, когда ты вернешься с пикника.
Я вытащила из сумки словарь и положила его на стол перед Лиззи.
— Он подарил мне нечто большее, чем драгоценности.
Улыбаясь, Лиззи вытерла руки о фартук и проверила их чистоту, прежде чем дотронуться до кожаной обложки.
— Я знала, что ты не устоишь перед словами — красивыми и собранными вместе. Я так и сказала ему, когда он мне показывал словарь. Потом он мне открыл страницу, на которой написано мое имя, и заварил кружку чая, пока я рыдала, — слезы снова брызнули из ее глаз, но она их быстро вытерла. — Но он не говорил, что у него нет кольца.
Она отдала мне словарь назад. Я обернула его бумагой и перевязала лентой.
— Лиззи, можно я поднимусь наверх?
— Только не говори мне, что собираешься его спрятать!
— Не навсегда. Я пока не готова его кому-то показывать.
— Смешная ты, Эссимей.