Потерянные слова

Мы пересекли широкую Банбери-роуд и двинулись вниз по улице Сент-Маргарет мимо высоких домов с красивыми садами и деревьями, затенявшими тротуар. Потом мы петляли по узким улочкам, где дома прижимались друг к другу, как листочки в своих ячейках. Когда мы свернули на улицу Обсерватории, папа постучал трубкой о забор, сунул ее в карман и посадил меня себе на плечи.

— Скоро ты станешь слишком большой для моих плеч, — проговорил он.

— Я уже больше не буду малявкой, когда вырасту?

— Тебя так Лиззи называет?

— И так, и капусткой, и Эссимей.

— Малявка — мне понятно, Эссимей — тоже, но почему она тебя зовет капусткой?

Капустка всегда сопровождалась объятиями или теплой улыбкой, и мне это слово почему-то казалось вполне уместным.

Наш дом находился посредине улицы Обсерватории, сразу же за углом улицы Аделаиды. Когда мы дошли до входной двери, я посчитала вслух: «Раз, два, три — у этого дома замри!»

У нас был старый дверной молоток из меди в форме руки. Лили нашла его в ларьке с безделушками на Крытом рынке. Папа сказал, что молоток был потускневшим и поцарапанным, а между пальцами забился речной песок, но он почистил его и прикрепил к двери в день их свадьбы. И вот сейчас он достал из кармана ключ, я наклонилась вперед, накрыла руку Лили своей и постучала четыре раза.

— Никого нет дома, — сказала я.

— Сейчас будут.

Папа распахнул дверь, и я пригнулась, когда он переступал порог.

* * *

Он опустил меня на пол, поставил сумку на комод и подобрал с пола письма. Я прошла за ним по коридору на кухню и села за стол ждать, пока он приготовит ужин. Трижды в неделю к нам приходила горничная, чтобы убираться, готовить и стирать нашу одежду, но в тот день ее не было.

— Я стану прислугой, когда вырасту?

Папа встряхнул сковороду, чтобы перевернуть сосиски, и посмотрел на меня.

— Нет, не станешь.

— Почему?

Он снова встряхнул сосиски.

— Трудно объяснить.

Но я ждала ответа. Папа тяжело вздохнул, и складки между его бровями стали еще глубже.

— Лиззи повезло, что она стала служанкой, а для тебя это было бы неудачей.

— Не понимаю.

— Я так и думал.

Папа слил воду с гороха, размял картофель и выложил все на тарелки с сосисками. Сев за стол, он сказал:

— Для разных людей, Эсси, прислуживание имеет разное значение, в зависимости от их положения в обществе.

— Все эти значения попадут в Словарь?

Складки между бровями разгладились.

— Заглянем завтра в ячейки, хорошо?

— А Лили смогла бы объяснить значение прислуживания? — спросила я.

— Твоя мама объяснила бы тебе все на свете, — ответил папа. — Но без нее мы должны полагаться на Скриппи.

* * *

На следующее утро, прежде чем разобрать почту, папа приподнял меня, чтобы я заглянула в ячейку со словом прислуживание.

— Давай посмотрим, что мы там сможем найти.

Я с трудом дотянулась до ячейки. В ней лежала целая пачка листочков. Слово прислуживание было написано на самом верхнем из них, а чуть ниже него: разные значения. Мы сели за сортировочный стол, и папа разрешил мне развязать шнурок, которым были скреплены листочки с определениями. Они были разделены на четыре маленькие стопки, у каждой из которых был свой заглавный листочек со значением слова, предложенным кем-то из самых опытных помощников доктора Мюррея.

— Эдит собирала их, — сказал папа, раскладывая листочки на столе.

— Тетя Дитте?

— Она самая.

— Значит, она лекси… лексиграфа, как ты?

— Лексикограф. Нет, но она весьма образованная дама. Нам повезло, что работа над Словарем стала ее хобби. Она постоянно присылает доктору Мюррею новое слово или его определение.

Каждую неделю тетя Дитте присылала письма и нам. Папа зачитывал их вслух, потому что они касались в основном меня.

— Я тоже ее хобби?

— Ты — ее крестница, а это куда важнее, чем хобби.

На самом деле тетю Дитте звали Эдит, но, когда я была совсем маленькой, я с трудом выговаривала ее имя. Тетя сказала, что я могу называть ее, как мне нравится. В Дании ее бы звали Дитте. «Дитте, сладостей хотите?» — придумала я рифму и больше никогда не звала ее Эдит.

— Теперь давай посмотрим, какие определения Дитте дала слову прислуживание, — сказал папа.

Многие цитаты описывали работу Лиззи, но ни одна из них не объясняла, почему прислуживание для нас имеет разное значение. В последней стопке не было заглавного листочка.

— Это дубликаты, — объяснил папа, помогая мне читать слова.

— Что с ними будет? — спросила я. Но ответить он не успел, потому что дверь Скриптория открылась и вошел один из помощников доктора Мюррея, на ходу завязывая галстук, как будто только что его накинул на шею. Он завязал его криво, а потом еще и под жилет забыл спрятать.

Мистер Митчелл посмотрел через мое плечо на листочки, разложенные на столе. Темная прядь волос упала ему на глаза. Он откинул ее назад, но масла для волос было слишком мало, чтобы удержать ее на месте.

— Прислуживание, — прочитал он.

— Лиззи прислуживает, — сказала я.

— Да, это так.

— Но папа говорит, что для меня будет неудачей стать служанкой.