Потерянные слова

Следуя за ней сквозь толпу, я потерялась в лесу коричневых и клетчатых брюк и пестрых юбок. Все хотели поговорить с ней, и каждый раз, когда мы останавливались, я развлекала себя тем, что старалась угадать, кому принадлежат брюки.

— Точно ли его нужно вносить? — спросил какой-то мужчина. — Слово такое неприятное, что, мне кажется, его лучше не предлагать к использованию.

Дитте крепче сжала мою ладонь. Я не распознала мужчину по брюкам и подняла голову в надежде узнать его лицо, но смогла увидеть только бороду.

— Сэр, мы не судьи английского языка. Наша работа заключается в хронике, а не в судействе.

Когда мы наконец добрались до стола под ясенем, Дитте налила два стакана пунша и положила на маленькую тарелку бутерброды.

— Хочешь верь, хочешь нет, Эсме, но я проделала такой путь не для того, чтобы говорить о словах. Давай найдем спокойное место, где можно посидеть, и ты расскажешь, как вы с папой поживаете.

Я повела Дитте в Скрипторий. Когда она закрыла за собой дверь, шум праздника стал тише. Так я впервые оказалась в Скриптории без папы, или доктора Мюррея, или кого-то из помощников. Мы стояли на пороге, и мне хотелось показать Дитте все ячейки, наполненные словами и определениями, все старые словари и брошюры, все гранки, куда слова впервые записывались, пока их не набиралось на целый том. Я долго не могла научиться правильно произносить все эти названия, и сейчас мне хотелось, чтобы Дитте их услышала.

Я указала на один из двух лотков на маленьком столике у двери.

— Сюда складывают все письма, которые пишут доктор Мюррей, папа и все остальные. Иногда в конце дня мне разрешают опускать их в уличный почтовый ящик, — сказала я. — Письма, которые присылаешь ты, попадают в этот лоток. Если в них есть листочки, мы вынимаем их первыми, и папа разрешает мне разложить их по ячейкам.

Дитте порылась в сумочке и достала маленький конверт, так хорошо мне знакомый. И хотя она стояла рядом, от ее аккуратного с наклоном почерка в моей груди появился легкий трепет.

— Решила сэкономить на марке, — пояснила она, протягивая мне конверт.

Я не знала, что с ним делать без папиных указаний.

— Листочки внутри есть? — спросила я.

— Листочков нет. Там просто мое мнение относительно включения в Словарь одного старинного слова, которое так смутило джентльменов из Филологического общества.

— Что это за слово? — спросила я.

Дитте задумалась, закусив губу.

— Боюсь, оно неприличное. Твой папа не обрадуется, если я тебя с ним познакомлю.

— Ты просишь доктора Мюррея не включать его?

— Напротив, милая. Я настоятельно прошу доктора его внести.

Я положила конверт сверху на стопку писем на столе у доктора Мюррея и продолжила свою экскурсию.

— Это ячейки, в которых хранятся листочки, — я обвела рукой ближайшую к себе стену, потом точно так же показала другие стены Скриптория. — Папа сказал, что будут тысячи и тысячи листочков, поэтому для них нужны сотни ячеек. Их сделали на заказ, и доктор Мюррей определил размер листочков, чтобы они помещались в ячейки.

Дитте вытащила пачку листочков, и мое сердце кольнуло.

— Мне нельзя их трогать без папы, — сказала я.

— Ну, если мы будем аккуратны, никто об этом не узнает, — Дитте подмигнула мне, и мое сердце забилось еще быстрее. Она перебирала листочки, пока ей не попался один необычный, по размеру больше, чем другие. — Смотри, слово написано на обратной стороне письма. Видишь? Бумага такого же цвета, как твои колокольчики.

— Что написано в письме?

Дитте прочитала что смогла.

— Здесь только отрывок, но, по-моему, это любовное письмо.

— Зачем кому-то разрезать любовное письмо?

— Смею предположить, что чувства были невзаимными.

Дитте положила листочки обратно в ячейку, и все выглядело так, как будто их никто оттуда и не вытаскивал.

— A здесь слова моего дня рождения, — сказала я, шагнув к самым старым ячейкам, в которых хранились слова на букву А.

Дитте изогнула бровь.

— Над этими словами папа работал до того, как я родилась. Обычно я выбираю какое-нибудь слово в свой день рождения, и он помогает мне его понять, — пояснила я, и Дитте кивнула. — А это сортировочный стол. Папа сидит здесь, мистер Балк — там, а мистер Мейлинг — рядом с ним. Bonan matenon, — произнесла я и посмотрела на Дитте.

— Прости, что?

— Bonan matenon — так здоровается мистер Мейлинг на языке сперанто.

— Эсперанто[4].

— Да, точно! Мистер Уоррелл сидит здесь, а мистер Митчелл — здесь, но ему нравится перемещаться вокруг стола. Представляешь, у него всегда разные носки.

— Откуда ты знаешь?

Я захихикала.

— Знаю, потому что мое место здесь, — я встала на четвереньки и заползла под стол.

— Неужели?

Я хотела пригласить ее к себе, но передумала.

— Чтобы уместиться здесь, нужно быть подтянутой, — сказала я.

Дитте засмеялась и протянула руку, чтобы помочь мне вылезти из-под стола.

— Давай сядем на стул твоего отца.