Потерянные сокровища

Разглядывая изображение, она вдруг ахнула. Ей померещилось или она действительно увидела на внутренней стороне кольца еле заметную выгравированную надпись?

Она не заметила этого в музее. И сотрудники тоже. Человеческий глаз не мог различить такое без помощи специальной лупы. Даже сейчас, при стократном увеличении, надпись выглядела как простая царапина. Она была настолько тонкая, что гравировщик должен был использовать резец с алмазным наконечником и мастерски орудовать крошечным молоточком, чтобы нанести ее на изогнутой поверхности вязкого золота.

I GEVE ZOU VIS IN LUIF AURELIAE

Ломая язык, Кейт прочла вслух каждое слово громко и отчетливо. И они, отразившись эхом под потолком ее кабинета, обернулись фразой: «Я дарю тебе это с любовью, Аврелия».

И тут Кейт почувствовала, как слова в ее голове стали сливаться в предложения, одно за другим. Она накинулась на клавиатуру, печатая заключительную часть статьи для Джейн.

Кольцо в технике шамплеве.

Нет более значимого символа любви, преданности, чем кольцо на пальце. Греки первыми придумали этот символ любви. Римляне дополнили его собственным шармом — и тайные надписи, вдохновленные гением Овидия, быстро стали общим правилом…

Пальцы Кейт порхали по клавиатуре, когда она описывала незабудки и анютины глазки, цитировала мадам Парсонс и углублялась в подробности, убеждая, какое мастерство и смелость нужно было иметь, чтобы создать золотое кольцо с черно-белой эмалевой инкрустацией таких миниатюрных размеров. Она восторгалась талантливыми лондонскими ювелирами семнадцатого столетия, сетовала на разрушительный след, который оставили война, чума и пожар, уничтожившие множество исторических документов и книг. Это были истории о великом горе, предательстве и смерти, которые снова и снова ставили Лондон и его горожан на колени.

Это кольцо с бриллиантом из Голконды пережило все беды и напасти.

Кейт допила остатки белого вина и отстучала последнее предложение.

Это кольцо было сделано для женщины по имени Аврелия, и без сомнений, она была любима.

Глава 29 Эсси

Лондон, 1912 г.

Эсси стояла в очереди в кассу на вокзале Паддингтон, рядом, прижавшись к ней, стояла Герти.

Вокруг все шумело и двигалось: гудели паровозы, кричали кондуктора, требуя предъявить билеты, со свистом вырывался пар из недр паровозов. Визжали дети, кружась вокруг своих родителей, уставшие рабочие бродили в поисках свободных мест, чтобы дать ногам отдых. Можно было подумать, что весь грохот и хаос лондонских улиц сконцентрировался именно здесь, отдаваясь эхом под железными сводами арочного навеса, покрывавшего платформы.

— Два билета второго класса до Челтнем-Спа, пожалуйста.

Эсси старательно отсчитала монеты, а Герти уставилась на нее широко раскрытыми глазами.

Эти билеты стали последней каплей их сверхрасточительности. В кармане передника Герти лежали два вареных яйца и толстый ломоть хлеба, завернутый в носовой платок, и это все, что они смогли взять в пятичасовую поездку. В записке мисс Барнс было сказано, что от станции Челтнем-Спа до места двадцать минут пешком.

— Спа, — прошептала Герти, когда кассир выдал им билеты. — Значит, мы уезжаем из Лондона? Вот почему вы нарядили меня в воскресную одежду.

Похоже, Герти думала, что они отправились на прогулку к морю… Ну да ладно, как только они сядут в поезд, у них будет достаточно времени на объяснение. Сегодня утром миссис Ярвуд показала Эсси газету.

— Мне жаль, дорогая. Тебя будут искать, — сказала она с удрученным видом. — Может, и хорошо, что ты уезжаешь из Лондона… — всхлипывая, миссис Ярвуд прижала голову Эсси к своей груди. — Я просто беспокоюсь, что ты будешь одна. — она склонилась к Эсси, чтобы ее могла слышать только она: — в твоем-то положении…

Эсси в порыве благодарности сжала обе руки миссис Ярвуд в своих огрубевших ладонях. Мама же, казалось, думала лишь о том, что отъезд Эсси в Бостон спасет ее от объяснений «положения» дочери отцу Макгуайеру.

Эсси до сих пор ничего не рассказала Герти о своих планах. О них знали только мисс Барнс и Ярвуды. Она не была уверена, что сможет осуществить их, пока не увидится с мистером Лоуренсом. Это было бы слишком жестоко — обнадеживать сестру, чтобы потом эти надежды рухнули, не найди Эсси денег.

Огромные станционные часы начали бить, и Эсси, схватив Герти за руку, побежала на платформу.

— Живей, Герти.

Они не могли опоздать. Это был бы крах…