Потерянные страницы

И тут вмешался арбитр, которого привел Сахнов. Я не знал его.

Он тоже был одет в мундир подпоручика: видимо, он был из полка Сахнова. Сергей и Кобылин прекратили никчемный спор.

Подпоручик открыл коробку с пистолетами. Они принесли с собой именно традиционное оружие для дуэли. Сергей непроизвольно взглянул на меня, и мгновение мы смотрели друг другув глаза.

– Это наше родовое оружие, когда-то им уже пользовались вовремя дуэли, – с пафосом сказал подпоручик. – Я сам лично подготовил все, можете проверить. Если какой-нибудь курок подведет, я буду в ответе перед вами. По традиции ты, как секундант, имеешь право выбора.

Сергей вновь посмотрел на меня, потом повернулся к оружиюи долго осматривал его. Подпоручик и Кобылин переглянулисьмежду собою, потом одновременно посмотрели на Сахнова.

Сергей взялся за дуло верхнего пистолета и вытащил его. Пока Сергей осматривал оружие, Кобылин вновь посмотрел на Сахнова, и они некоторое время глядели друг на друга. И лишь после того, как подпоручик велел ему взять оружие, он отвел взгляд. Арбитрдостал монету из кармана и положил ее на ладонь, – Выбери, какую хочешь сторону. Сергей выбрал орла. Тот подбросил монету, и она упала на решку. Первый выстрел был за Сахновым. Сергейподошел ко мне, и подал пистолет, держа его за дуло.

– Ты когда-нибудь стрелял из такого? – я покачал головой. – Он очень тяжелый, долго целиться нельзя, надо быстро стрелять, не то рука устанет.

Я осмотрел оружие. Стрельба из пистолета XIX века походила на спектакль. Гапо не произносил ни слова, я заметил, что он волнуется. Подпоручик отметил барьер и отсчитал от него почему-то двадцать пять шагов, тогда как в России было принято отмерять пятнадцать-двадцать шагов. Тут я еще яснее почувствовал, что выстрел стал неизбежной необходимостью. Мы встали по местам, секунданты стояли слева от меня, спиной к улице Лермонтова.

Существовало множество вариантов дуэли, но секунданты сошлись на том, что каждый из нас произведет один выстрел, независимо от того, чем он закончится. Надо было удовлетвориться этим. Повторная дуэль не состоялась бы. Подпоручик, как арбитр и распорядитель, сделал последнее предложение – закончить конфликт мирно, попросив прощения. В знак отказа я первым покачал головой, Сахнову ничего не оставалось, как тоже заявить об отказе. Он впервые посмотрел мне в глаза, по его лицу струился холодный пот, который стекал ему в глаза, он несколько раз левой рукой вытер лоб и глаза, потом он опять посмотрел на меня. Мне показалось, что он спокоен, некоторое время мы смотрели друг на друга, я даже не моргнул глазом, он же отвел взгляд и опустил голову. Через несколько секунд он взял себя в руки, опять посмотрел на меня, правой ногой сделал шаг вперед и прицелился. Он долго целился, не мог решиться на выстрел, я заметил, что он устал. Я не отводил от него глаз и ничуть не волновался, и только какой-то нерв, словно желая выпрыгнуть, заиграл где-то в животе у диафрагмы. Невольно я положил левую руку на живот, и в этот момент раздался выстрел. Сила удара отбросила меня, рука повисла. Но я не упал и не выронил пистолет из рук. Я почувствовал жуткую боль в левой руке. Но я выпрямился, вновь встал на свое место и лишь сейчас почувствовал сильное жжение в животе. Надо было спешить. Я поднял правую руку, прицелился, со стороны ограды кто-то закричал, и я выстрелил. Сахнов упал на землю. Было тяжело смотреть, как он дёргается лёжа на земле. Все бросились к нему и окружили его. Кобылин побежал куда-то.

Оказывается, у них на улице, недалеко от сквера, был оставлен экипаж.

После выстрела я ничего не слышал, из руки текла кровь. Гапо что-то говорил мне, я видел лишь движение его губ, но я не мог понять, о чем он говорит. Он попытался снять с меня китель и лишь сейчас я заметил, что кровь текла и из живота. Пуля прошла сквозь руку, попала в медную пуговицу кителя и проникла в живот, но неглубоко. Я очнулся лишь тогда, когда увидел, что из продырявленной рубашки сочится кровь. Пуля попала на три пальца выше пупка.

Почему-то я посмотрел назад и увидел, что в нашу сторону бежит Вялов вместе с нашими однокурсниками. Они перепрыгнули через ограду. – Что вы наделали?! – закричал Вялов издалека. Я еле держался на ногах, но когда он подошел ко мне, я почему-то не обратил на него внимания, и направился к Сахнову. Взглянув на него, я увидел его побледневшее лицо, он стонал, дергая ногой. Пуля попала ему в грудь. Он смотрел на меня, но думаю, что не видел. Мне стало его жалко.

Нас обоих одним экипажем отвезли в Троицкую больницу, там же рядом, на Фонтанке, в начале улицы Лермонтова. Лидия навестила меня в тот же вечер, когда уже стемнело. Она плакала. Не знаю: наверное, от радости, что я остался жив.