Потерянный альбом

— Когда я снимаю их в прихожей — уже убравшись, уже выбившись из сил после отскабливания…

— И снимаю их без задней мысли на кухне, снимаю…

— И на руках кровь, на обеих ладонях, на местах, которыми надавливаешь…

— У меня текла кровь…

— Кровь на руках…

— И саднило, жутко саднило…

— Но мыть их нельзя — как, где их мыть…

— Как мне смыть кровь с рук…

— И все же я до сих пор принимаю душ…

— Больше ничего не делаю, но душ принимать надо…

— Но быстро, заскакиваю совсем быстро…

— Но теперь я моюсь…

— Пришлось отказаться от душа, а ведь он мне так нравился — по утрам, горячий влажный пар, и струи, и ты просыпаешься, и…

— Теперь я моюсь…

— Нет, душ я все еще принимаю, но детям наливаю ванные…

— Я слежу за тем, чтобы дети принимали только ванные…

— Быстро ополаскиваю их в ванной…

— Хотя в прошлый раз мне прямо не сиделось в ванной, из-за сплошных нервов; так как же мне, как же мне…

— И я кипячу; я кипячу все…

— Не для себя, но для детей — кипячу…

— Я кипячу все, кипячу все, чем мы…

— Но даже когда кипятишь, даже когда кипятишь — как узнать, как узнать, что…

— С чего мне вообще думать, что…

— С чего вообще думать…

— В смысле, много ли добьешься, если только думать?..

— В смысле, я ничего не могу, я ничего не добьюсь, если буду только думать…

— Ничего не изменится, ничего не станет лучше, если я…

— Ничего не прояснится, если я…

— Кроме страха; кроме него; когда я думаю, мне страшно…

— Я хочу сказать, мои мысли стали страхом…

— Я несу только страх…

— Я только страх…

— Мне остался только страх…

— Кто я для своего мужа…

— Мне за него страшно…

— Как он, такой хрупкий, все это вынесет?; и мне страшно…

— Как он, когда ему приходится каждый день ходить на работу… мне страшно…

— Он обязан выходить, и общаться с людьми, и работать с людьми — со множеством людей; и я знаю, что он знает, что он постоянно помнит…

— Из окна на работе ему видно корпус 115, как раз где хранятся всякие растворители в резервуарах; он прямо по соседству, в тридцати метрах, прямо на заводе «Озарк», — и сидел на одном и том же месте восемнадцать лет!; и я знаю, как это на него влияет, я вижу, как это на него влияет, когда он возвращается домой, когда ничего не может сказать…

— Когда ему приходится среди всего этого работать и ни о чем не говорить, ни с кем из коллег; и я знаю, как он себя чувствует; я знаю, что он чувствует…

— Потому что, когда он возвращается домой и я его вижу…

— И я ничего не могу ему сказать, ничего, что поможет…

— Хотя я его жду, жду его весь день напролет…

— И когда я слышу, как он входит, и поднимается переодеться, и ничего не говорит…

— И все равно не могу ничего сказать…

— Потому что мне нечего сказать…

— А что мне сказать, кроме того, что я ждала его день напролет…

— Да, я ждала день напролет здесь, дома, тогда как он сбегает…

— Сбегает на свою работу, пока я…

— Пока я сижу тут безвылазно весь день напролет…

— И живу с этим, сталкиваюсь с этим, зная, что я все время в этом, маринуюсь в этом и не могу выбраться…

— А он утром может выйти за дверь и спастись, пусть всего на несколько часов; а я…

— А я никогда не могу…

— Наконец вчера, вечером, после ужина, пока мы были в гостиной, я сказала…

— Я не могла не сказать…

— Ненароком, не подумав, забылась и открыла рот…

— И сорвалась на него, налетела на него, просто набросилась в ярости…