Дангель надел пиджак, собрал с паркета листки и, торопливо засунув их в карман, направился к двери. Он ни разу не посмотрел на Милду; она видела только его спину — изломанный четырехугольник, который на мгновение застрял в дверях, но преодолел невидимую преграду и прорвался на террасу. Шаги на кухне, в прихожей, глухой хлопок двери. Все эти звуки пронзали Милду, как гвозди, загоняемые одним ударом, и она прижималась к стене, словно хотела вдавиться в нее… Наступила тишина. Даже ветер, казалось, окаменел за окном. Лампочка под абажуром качалась над столом, отбрасывая на стены и паркет причудливые тени. В пепельнице тлел окурок сигареты; голубая кисея дыма висела над столом, и казалось, что стол — нагромождение посуды — плывет в тумане, удаляется, как островок, на который уже не вернуться… «Вот и все…» — машинально подумала Милда. Ее как будто оттолкнули от стены. Не отрываясь смотрела она на стол, видя лишь дымок из пепельницы, ощущая тошнотворный смрад табака. Потушить эту противную головешку! Подскочила к столу. Хотела схватить, раздавить в пепельнице, но увидела влажный кончик сигареты и отдернула руку. Нет, Дангель еще не ушел! Остались вмятины его зубов на сигарете, провонявший дымом и одеколоном воздух… Она и теперь дышала этим воздухом… Распахнуть окно, тотчас же распахнуть окно! Но и там был он… В гулкой темноте, среди деревьев и домов, кралась его тень, заполняя пространство тлетворным дыханием. Он был вездесущ. Милда чувствовала на себе его руки. Беспокойные, юркие, как нагревшиеся на раскаленном песке ящерицы. На губах горел его поцелуй. Никогда она не казалась себе такой грязной, как в этот час. Ощущала даже на своем теле пятна, могла их нащупать. Пятна ширились, просачивались сквозь кожу, поганя и того, еще не родившегося. Не понимая, зачем это делает, сбросила халат, сорочку, вытерла обнаженное тело полотенцем и начала одеваться. Она надела лучшее платье, как на бал. Причесалась, подкрасила губы. И все это, не зная, для чего. Она вообще не думала ни о чем; собиралась, как заведенный автомат, не слыша больше ни запаха дыма, смешанного с одеколоном, не чувствуя его рук, ползающих по телу. И, только очутившись на кухне, наконец поняла, куда собирается. Кстати, почему она шла через кухню, если во двор можно было попасть прямо с террасы? Наверное, по привычке, потому что не отдавала себе отчета в своих поступках. И вот здесь, на кухне, у нее мелькнула первая отчетливая мысль: «Бежать!» Все равно куда, только быстрей из этого загаженного дома, из этого города, а если можно, то и с этого света. Повернула выключатель. Свет залил кухню, захватив часть прихожей. Там стоял Берженас, старый добрый Берженас. В черном котелке, с полированной тросточкой в руке, с седыми бачками, обрамляющими мягко улыбающееся лицо. Господин бургомистр, вернувшийся с заседания на ужин.
— Не стоит, девочка моя, — сказал он. — В мире есть вещи, от которых никуда не убежишь. Будь верна себе до конца. Я тебе ничего не говорил, когда ты изменяла мне по легкомыслию, тем паче не осужу, если изменишь, чтоб помочь человеку.
Милда ахнула и зажмурилась. Когда она снова посмела поднять глаза, прихожая зияла черной дырой. По улице с ревом неслись военные грузовики.
На ощупь, как слепая, нашарила она рукой спинку стула и, придвинув его, опустилась у кухонного столика.
Поняла — надо тотчас же идти туда. Не медля ни минуты, пока Дангель не нажал на кнопку и исполинское колесо не подмяло под себя Гедиминаса. Есть только один путь — страшный, но испытанный, — лучше не придумать. Она понимала это, но сидела, сжавшись в комок; знала: чему быть, того не миновать, — но секунда за секундой отодвигала страшную повинность.
Едва переступив порог, он заметил эту дверь. И все время, пока продолжалось судилище, пока приводили в исполнение приговор Кучкайлису, он боковым зрением видел блеск медной ручки. Нет, о побеге он не думал; был уверен, что его судьба решена и остается только умереть с честью. Такая мысль — броситься в боковую дверь — появилась у него в последнее мгновение. Он был хорошо знаком с расположением комнат; если и можно вырваться из ловушки, то лишь этим путем, сбив плечом непрочный запор. Девяносто девять процентов, что не удастся, но, как ни крути, лучше получить пулю в спину, чем висеть с высунутым языком рядом с Кучкайлисом.