Потерянный рай

Он гневно взглянул на меня:

– Если я попрошу отсрочки, я подтвержу правоту Робюра. Подарю ему победу без борьбы. И он захватит деревню.

Отец отер пот.

– Я знаю, как поступить.

Он снял с шеи внушительное ожерелье из перламутровых ракушек, символ власти, и протянул его мне:

– Я назначаю тебя вождем. Всю свою жизнь я готовил тебя к этому, и твое время пришло. Ты будешь драться с Робюром. И втопчешь его в грязь.

– Отец, даже не знаю…

– Я сказал! А мое время кончилось.

Он положил руку мне на плечо, все еще покачиваясь и другой рукой опираясь о стену.

– Вручаю тебе власть. Я горжусь тобой, сын мой, и я тебя люблю.

* * *

Мама, Нура и Тибор сразу поняли, что случилось, когда я вышел преображенный, с регалиями власти на шее и отцовым оружием в руке. Мама безмолвно, чтобы Панноам не заподозрил о нашем сговоре, обняла меня, Тибор меня поздравил, Нура мне улыбнулась.

Послышался нестройный шум.

Стук, хлопки и голоса нарастали, бежали от дома к дому. Кто-то бил палкой по земле, кто-то бормотал заклинания, женщины улюлюкали, мужчины щелкали языком. В этом гвалте слышались призывы к убийству и жажда крови.

Тибор рванулся к источнику сумятицы:

– Скорей! Робюр уже топчется на месте. Ему не терпится начать драку. Сельчане столпились вокруг негодяя, он призывает их на свою сторону, осыпает бранью Панноама и насмехается над его промедлением.

Я бросился за ним, и мы мигом очутились у Липы справедливости.

Возгласы и грохот смолкли.

По толпе пробежал изумленный ропот. Сельчане не видели меня долгие месяцы, но больше их поразило, что я явился к ним с отцовым мечом и знаменитым ожерельем.

Я встал в стойку напротив Робюра. Было ясно, что это он. Коренастый, поперек себя шире, весь увешанный амулетами, среди которых побрякивало украшение из звериных клыков, а на башке у него красовалась волчья голова – ходячее воплощение воинственности. Даже грязная клочковатая борода и взъерошенные патлы призывали: «Трепещите!»

Он показался мне смехотворным; не скажу, что ему недоставало свидетельств силы, – бычья шея со вздувшимися венами, мускулистые руки, увесистые кулаки и короткие крепкие ноги, залог устойчивости и быстроты, были внушительны, – однако две тяжелые складки на узком лбу, налитые кровью глаза, раздутые ноздри и опасливая повадка говорили о тупости этого животного, о глупом упрямстве того, кто агрессивность мнит отвагой, а притязания – широтой ума.

Пялясь на мое ожерелье и меч, он рявкнул:

– Ты кто?

– Ноам, сын Панноама.

Он буркнул:

– У Панноама нет сыновей.

– Ты плохо осведомлен.

Я призвал в свидетели сельчан:

– Я Ноам, сын Панноама – да или нет?

Они проревели: «Да-а-а», и ответ Робюру не понравился; он почуял, что ветер переменился.

Робюр слегка обалдел и воинственно топнул:

– А где Панноам?

– У себя дома.

– Он боится драться!

– С кем?

Робюр задохнулся от возмущения:

– Со мной!

– С чего бы?

– Я бросил ему вызов. Победит – останется вождем. Нет – вождем стану я.

Наш разговор страшно бесил Робюра и сбивал с него спесь. Он настроился на легкую победу, но что-то пошло не так. Я продолжал твердым голосом, зная, что мое спокойствие рано или поздно выбьет его из колеи:

– Думаю, ты ошибаешься, Робюр. Ты хотел биться с вождем? Вождь этой деревни – я.

– С каких пор? – взревел он.

Запал мерзавца говорил то ли о его тупости, то ли о страхе поражения.

– С рождения и с позапрошлого мгновения. Отец нынче вернул мне долг.

Я указал на ожерелье – Робюр с начала нашей перебранки косо на него поглядывал. Чтобы укрепить свою позицию, я надменно спросил:

– А ты кто такой?

– Робюр!

– Вот и шел бы ты своей дорогой, Робюр.

Сельчане одобрительно зашумели. В их глазах я воплощал законного вождя – или, следуя рассуждению Нуры, они полагали, что покровительство высших сил на моей стороне.

Робюр колебался. Ему и хотелось бы убраться подобру-поздорову, но он боялся публичного унижения. Он оглянулся на своих приспешников – те раздраженно рыкнули на него и сердито замахали руками, призывая убить меня. Сами они драться не решались, и их захлестывала горькая обида и ненависть, обостренная жаждой крови. Их злили проволочки и замешательство Робюра.

Робюр содрогнулся: его загнали в угол. Опасность со всех сторон. Либо со мной иметь дело, либо со своими людьми.

Тибор тронул меня за плечо и шепнул:

– Готовься к бою, Ноам.

– Робюр увиливает…

– Увильнуть ему не удастся. Кто поставил его главарем? Эти скоты. Он их пленник.

Да, Робюр больше не решался приблизиться к своим громилам: они окрысились – освистывали его, осыпали угрозами и были готовы порвать в клочья. Он повернулся ко мне и смерил меня взглядом:

– Готов драться, ублюдок, отродье хромоногого?

Его банда одобрительно загудела.

– Готов! – сказал я, сжимая рукоять меча.

Робюр занес над головой топор:

– Отпрыск слабака, кусок дерьма, я нашинкую тебя, и ты сожрешь свои яйца. Если они у тебя есть… Может, твой папаша потерял их вместе с ногой и не догадался отдать их тебе! Слюнтяй, тряпка, я воткну мой топор тебе в пасть, ты обсосешь его и сдохнешь!