Потерянный рай

– Ты проявляешь снисходительность к бастарду.

Влаам побледнел, с опаской пошарил взглядом в окружавшем нас полумраке и прошептал:

– Остерегайся произносить это слово.

– «Бастард»?

Он не на шутку встревожился:

– Тсс! Все, кто назвал так Дерека, сильно пожалели об этом. То есть если успели… И прежде всего – мой отец!

– Как это?

– Однажды, когда Дереку было лет пятнадцать, мой отец Азриэль, который, кстати, хорошо к нему относился, в разговоре с матерью насмешливо отозвался о его голосе: «И с кем же ты сделала нам этого бастарда? С кукушкой?» Через неделю его не стало. Лихорадка, судороги, удушье. Боги покарали его. Потом то же самое повторилось с одной оскорбившей Дерека старухой из нашей деревни. Потом еще с парнишкой, который сочинил издевательскую песенку с этим словом. Три смерти! С тех пор мы не произносим этого слова. Дерек пользуется покровительством Богов: они не только говорят с ним, они его защищают.

Влаам залпом выпил и разоткровенничался:

– Я ухожу вместе со своей деревней, но не веду ее: я следую за ней!

– Как? Ты уходишь не потому, что убежден?

– Я ухожу, потому что я последний неубежденный. Бывает, что вождь подчиняется тем, кем он, казалось бы, управляет. Я принял решение идти за своими сыновьями по дороге изгнания.

На следующее утро три десятка мужчин, женщин и детей с узлами в руках и за плечами покидали землю, на которой родились, готовые никогда больше на нее не воротиться. Многие рыдали.

Барак подошел ко мне и шепнул:

– Счастлив мчаться домой. Я так скучаю по Елене, что, кажется, могу заболеть.

– А я по Нуре!

Он рассмеялся, а затем снизу вверх посмотрел на меня:

– А о ней ты меня не спросишь?

Барак затронул тему, касаться которой я избегал с самого его возвращения. Я нервно сглотнул и развязно ответил:

– Почему же, конечно! Как Тита?

Этот вопрос я задал не задумываясь, просто чтобы сделать Бараку приятное. Он сдержанно ответил:

– Она беременна.

– Кто? Тита?

– Да, от тебя.

Впереди по команде Влаама снялся с места его отряд.

* * *

Самые младшие и самые старшие сопротивлялись. Тяготы пути давили на них сильнее, чем на людей среднего возраста, рассчитывающих заново построить свою жизнь. Старики и старухи шли вопреки своей воле; они стенали, хныкали, тяжело вздыхали, рыдали, приходили в ужас перед склоном, на который предстояло вскарабкаться, или завалом, который следовало обогнуть. Видя замкнутые лица родителей, чуткие к тревожной атмосфере и мрачным настроениям дети скорее ощущали трагизм ситуации, нежели осознавали его – и непрестанно ныли.

Наша толпа ничем не напоминала отправившуюся в поход группу. Когда Охотники, исчерпав возможности территории, меняли место, они ликовали; оживленные, решительные, воодушевленные предчувствием новой участи победители, они стремились к лучшему. Они не оставляли – они приобретали.

Я же видел вокруг себя лишь выражение скорби и ностальгии. Ни один из сельчан и не помышлял о другом месте; все снялись из деревни поневоле. Переселенец – это тот, кто не хочет уходить[31].

Желание остановиться преобладало в них над желанием двигаться вперед. Несмотря на дарования Дерека, угроза оставалась неощутимой: неуловимая для органов чувств опасность казалась им всего лишь страшилкой. Если бы им пришлось спасаться от реального бедствия, они бы помчались. Но они уходили от предстоящей катастрофы. А потому мешкали.

Я понял, что обратный путь до моей деревни займет в два раза больше времени. Барак и Дерек сошлись. Столь многие проявляли к этому любимцу Богов стихийное недоверие, но Барак обожал на ходу болтать, шутить, а порой даже петь с ним, подлаживаясь своим насмешливым голосом к легким и возвышенным переливам, которые исторгала дивная гортань.

По вечерам Барак разжигал отдельный костер и приглашал нас с Дереком посидеть с ним. Он доставал выменянные у Охотниц фляги с вином и предавался питию; Дерек следовал его примеру.

Как-то раз после обильных возлияний Барак склонился к Дереку и воскликнул:

– А ты нравишься женщинам!

– Я? – вяло промямлил Дерек.

– Многие, самых разных возрастов, охотно покувыркались бы с тобой в кустах. Тебе не приходило в голову жениться?

– Лучше бы нет…

Пораженный Барак ответил не сразу. Потом переспросил:

– Лучше бы нет?..

С абсолютной безмятежностью на грани равнодушия Дерек снова прошелестел:

– Лучше бы нет…

Барак послал мне растерянный взгляд, который говорил: «Что-то я не понимаю. А ты?»

Я признался в своем замешательстве, скроив неопределенную гримасу.

Чем чаще мы встречались, тем меньше понимали Дерека. Мое первое впечатление подтверждалось: Дерек с сокрытыми руками не вписывался в представления об обычном человеке. Со своей странной наружностью, то ли мужчины, то ли женщины, то ли птицы, он вдобавок не стремился к общепринятым нормам поведения. Жена, дом, семейство? Об этом он не помышлял. Ремесло? Тем более. Он довольствовался тем, что существует, – странный, другой, чудной. Ничего удивительного, что Боги выбрали его.