Как я говорил, женщин было две. Одна носила светлые кудри, которые были не слишком ухожены. Она не была красивой, в ней не ощущалось женственности. Готов поспорить, что у неё вообще нетрадиционная ориентация. Я ощутил в ней излишнее количество мужской энергии. Было видно, что она получала удовольствие от происходящего и уж никак не была склонна к состраданию. Вторая была ещё девушкой. Маленькой, с короткой стрижкой, в очках. Она лучше всех говорила по-английски. В ней присутствовала нежность и мягкость в противовес её коллеге. Я предположил, что у девушки в очках меньше опыта, который мог бы сделать и её чёрствой.
Брюнет вместе с блондинкой, не наткнувшись ни на малейшую деталь, которая могла бы вызвать подозрения, на секунду поднялись от моего чемодана. На их лицах можно было прочитать приятное удивление, смешанное с облегчением, будто они и не хотели меня в чём-то уличить. Но тут они принялись прощупывать дно. Я, смотревший на них с наигранным недовольством, в тот момент всем сердцем пожелал провалиться сквозь землю и оказаться где-нибудь в Китае посередине рисовой плантации с честными гражданами, мирно ковыряющими грядки. Сердце ёкнуло, когда заскрипела обшивка, оголяя несколько солидных размеров коричневых пакетиков. Сумка оказалась вспорота, вскрыта, как консервная банка. Только вот внутри никакого тунца не оказалось.
В мгновение ока по их лицам пробежала тень, они окаменели, стали до неузнаваемости строгими. На мне же не было лица, а что от него осталось, стало белее горного снега. Тот итальянец, что был похож на героя из немецких сериалов, щёлкнул наручниками у меня на запястьях и объявил, что я арестован, добавив, разумеется, известную фразу: «Вы имеете право хранить молчание. Всё, что Вы скажите, будет использовано против вас». После чего «welcome to Italy» из его уст прозвучало отнюдь не гостеприимно.
Пока один мне надевал наручники, остальные повытаскивали телефоны и фотокамеры, фотографируя свой улов. Кто-то упомянул журналистов, и тут я пришёл в себя. Нет. Такая слава мне была совсем ни к чему.
– No, please, no journalists. If you don’t call them, I will help you. I will help to capture my boss, the man who sent me here5
Выражение азарта пропало с лиц тех, кто так желал вызвать репортёров. Отлично! Кажется, сработало.
Двое из трёх мужчин отвели меня в соседний кабинет и обыскали. Вернувшись, я сел в синее кресло, которое они поместили чуть ли не в самом центре офиса.
Мой телефон лежал на столе передо мной и изнемогал от вибрации бесчисленных СМС. «Где ты?», «Как ты долетел?», «У тебя всё в порядке?» и последнее: «Я исправил неполадку с твоим телефоном». После чего мобильник действительно зазвонил.
– Can I answer? It’s my boss calling6
Мне строго запретили прикасаться к телефону. После появился с лысиной, напоминавшей оливку по форме и цвету, переводчик в форме полицейского и стал, старательно выговаривая слова, объяснять, что у них нет полномочий сотрудничать со мной. Но обошлись всё-таки без репортёров.
Затем меня повезли по ночному городу. Брюнет со своей кудрявой коллегой остались нас ждать в кабинете. Мы пронеслись по сияющим ночными огнями улицам в крохотном стареньком бежевом «Пежо». В полицейском участке мне сняли отпечатки пальцев и сделали несколько фотографий.
После этого нам пришлось прождать около получаса, прежде чем мы вернулись в аэропорт. Мы были в коридоре, когда меня прорвало, и я рассказал всё вызывавшей доверие девушке-следователю. Я сделал это, так как у меня не выходили из головы слова одного их полицейских: «Если ты не будешь сотрудничать, тебе придётся худо». Рассказал о маршрутах, всё, что успел узнать от Вадима. Но она сказала, что им уже всё известно. Она закурила.
Стульев в коридоре не было. Я не был в состоянии стоять на ногах, поэтому сел на корточки, оперевшись на стену. Затем попросил у девушки сигарету.
– Ты куришь? – поинтересовалась она.
– Обычно нет, но сейчас да. – Я принял из её крохотной руки сигарету.
Когда мы вернулись в аэропорт, меня усадили в кресло, похожее на трон. Трон короля только что завоёванного государства. Я чувствовал себя трофеем. Казалось, я для них был зверем, пойманным на охоте, гордо выставленным на общее обозрение. Охотники решили отметить удачную вылазку пивом и пиццей. Но эти охотники оказались добрыми. И когда привезли пиво и пиццу, целая пицца и стаканчик пива предназначались для меня. Стаканчик, не больше. Они сами выпили совсем по глотку – не в баре всё-таки. Если мне не изменяет память, мне даже сняли наручники, чтобы я мог поесть по-человечески. Но во рту пересохло, кусок в горло не лез. Чувствовал я себя хреново. Расправился лишь с тремя кусками пиццы. Пицца была так себе – это был один из показателей их скромных доходов. В Италии эта профессия, как понимаете, не входит в разряд высокооплачиваемых. Пицца мне далась тяжело, но вот с пивом вышло удачнее.