Потеряные

Через какое-то время Пард обнаружил, что выпрямился и уперся локтями в щебенку уже снаружи лаза. Еще несколько часов назад вскинуть ловкое тело из такой позиции вверх было для тренированного парня делом двух секунд. Но сегодня сама мысль, что придется подниматься на локтях, втягивать собственное неподатливое тело на насыпь, да еще и тянуть за собой безвольное тело друга, вызвала очередной приступ невыносимой головной боли и тошноты. Слава богу, что лезть нужно было, собственно, не вверх. Осыпь начиналась сразу за щелью, и необходимо было только перевалить через край, а потом скатиться вниз. И Пард полез в лаз, обдирая руки, не выпуская ремня, за которым там, внизу, поднимались руки еще лежащего на столе Тира. Как удалось вылезти, Пард уже не помнил. Не помнил он и того, как, сцепив до хруста зубы, с налившимися кровью глазами, он тащил и тащил сначала ремень, потом тяжеленное, выскальзывающее бессознательное тело. Ругаясь, как ему казалось, громко, а на самом деле издавая пересохшим горлом только едва слышное хрипение, он упирался дрожащими от слабости локтями и коленями, сжимая изо всех сил посиневшие руки Тира, в которые широкой полосой врезался ремень.

А потом, вдруг, он сидел в коридоре, уже в нескольких шагах от осыпи и рядом ничком лежал Тир, и было так хорошо, что не нужно больше никого тащить и ничего не надо делать. И все-таки он опять встал на четвереньки и подполз к другу. Сипя и матерясь, перевернул чудовищно тяжелое неподвижное тело. Помогая себе зубами, стал расслаблять пряжку ремня, освобождая распухшие запястья. И только потом приложил ухо к груди Тира. Ничего.

- Ну давай, давай,- зачем-то монотонно бормотал Пард, наваливаясь на грудь друга, в попытке сделать искусственное дыхание и не осознавая слабость этой попытки. Со стороны картина была дикой и нелепой. В мечущемся луче болтающегося на запястье Парда фонарика из темноты выныривали то запавшие щеки и ввалившиеся глаза старшего из подростков. То безвольно болтающаяся из стороны в сторону чумазая кудлатая голова со страшно белыми губами и синими кругами вокруг глаз младшего. Трофейные военные куртки обоих, недавно снятые с мумий и одетые на голое тело, были уже порваны во многих местах и засыпаны белой пылью. Руки Парда, сбитые в кровь, бессильно теребили воротник куртки Тира в попытке приподнять беспамятное тело и дать тому больше воздуха. Наконец, глухое, беспомощное рыдание вырвалось из груди Парда. Все кончено. Нет больше не просто друга. Человека, который ближе, чем брат, второго после него на станции, с которым вместе были всегда, сколько Пард себя помнил. Всегда соперничающие и спорящие, но всегда неразлучные. Остаться без Тира - страшнее, чем остаться без всей станции вместе взятой. Пард в отчаянии привалился спиной к стене и почувствовал, как в бедро врезалось что-то твердое, лежащее в кармане куртки.