Потерять, чтобы обрести...(СИ)

Он словно вернулся сейчас на несколько лет назад, в прошлое, когда весь его детский дух был наивен и беспечен, не зная о жестокости реального мира, когда не было испытано щемящего чувства потери. Ясной картиной перед глазами встали приятные сердцу воспоминания, и брат, неизменно присутствующий в них, как защитник, как самый близкий на свете человек, как тот, в плечо которого было не стыдно утыкаться ночью, когда приснился страшный сон. Он почувствовал себя ребенком и улыбнулся неосознанно, доверчиво, так открыто и неожиданно, отчего Итачи, присевший на краешек кровати рядом с ним, поневоле замер, не в силах поверить, что только что видел эту улыбку.

- Что произошло? - вдруг вспомнил младший Учиха, резко изменившись в лице. Последние события сохранились размытыми и непонятными.

- Ты про что? - отозвался Итачи.

- Орочимару убит?

- Не думаю. Но надеюсь, что тебя он больше не потревожит.

Ответ был неясным, создающим только большие вопросы, но он тут же потерял всякую значимость.

- Ты так и не сказал, как самочувствие? Ничего не беспокоит? - сменил тему Итачи.

Саске помотал головой, но вдруг задумался, вновь ощутив неудобство в веках.

- Ничего, кроме, - мальчик скривился, потянувшись к лицу, - мои глаза печет больше обычного. Я не понимаю…

- Неудивительно, - кивнул Итачи, хотя Саске не мог это видеть. - Первое время они будут болеть, это только начало, дальше боль усилится, намного, но я уверен, ты это выдержишь. Пока не пройдет достаточное время, после операции…

Операции?

- Ты… ты о чем? - звенящий голос с нотками зарождающейся паники резко прервал Итачи.

Старший брюнет тяжело вздохнул, мысленно давая себе отчет в том, что не следовало так начинать этот разговор, он должен был сказать об операции мягко и аккуратно, чтобы не шокировать брата, но и не тянуть с этим, ведь не по наслышке знал, насколько тягостной бывает неизвестность. Но все получилось не по плану.

Мальчик отшатнулся от Итачи, когда осознание медленно, но верно проникло в его спутанные мысли, отвечая на первый поставленный вопрос, волнующий его, едва он проснулся. Значит, это не было иллюзией и не было сном, эти предположения и ощущения доставались ему с трудом, но казались верными и правильными. Забыв обо всем, Саске резко потянулся к глазам, и Итачи, увидев это, тут же предпринял попытку помешать брату, зная, что времени после операции прошло слишком мало и тому нельзя пока снимать бинт.

- Саске, стой! Успокойся! - старший Учиха не стал выжидать нужного момента и мгновенно сгреб мальчишку, разворачивая его к себе и удерживая плечи, чуть сжимая их, но мальчик вырвался. Внезапно взявшиеся из неоткуда силы позволили Саске резко толкнуть брата, заставляя его отойти на несколько шагов.

- Стой, - встрепенулся Итачи, - я же сказал, что пока не стоит. Нельзя…

Но его голос уже был за пределами слуха Саске, ускорившийся от волнения пульс перекрывал собой любые другие звуки. Мальчик тут же опустил руки на холодную повязку в районе глаз и, не терзаясь больше догадками, мгновенно сорвал ее с себя.

Первым, что он почувствовал, была режущая острая боль от яркого, усиленного света, тут же прострелившая глазные яблоки. Мальчик не мог знать, что шторы в комнате были предварительно плотно задернуты, а свет почти не проникал сквозь них. Но его глаза с непривычки ощущали и впитывали все, что видели, с удвоенной силой. Так ярко и светло, что Саске тут же зажмурился, приглушенно вскрикнув. Из глаз потоком хлынули слезы.

Невозможно. Он не мог в это поверить! Просто не мог!

Картинка перед глазами была мутной, не полностью четкой, но со временем все возвращалось в норму, хотя это не казалось значимым в тот момент, изголодавшийся по свету мальчик с жадностью вникал в предоставленные ему образы, прослеживал взглядом четкие линии края кровати, прожигал взглядом дыры в своих ладонях, вытянув их перед собой. Он все еще жмурился, ощущая боль в веках, но сильное неукротимое желание видеть не позволяло ему даже на секунду закрыть глаза. Он уже и забыл, что любому зрячему человеку нужно моргать, и вспомнил об этом только когда глаза машинально закрылись сами по себе.

Его резко захватили в плен цвета и оттенки, игра света и тени, весь спектр всевозможных красок рожденный для мальчика как будто заново.

Глаза постепенно прокладывали путь, исследуя все, что попадалось взгляду.

Смятая белая простынь (оказывается, она была белой), деревянные ножки стола, стоявшего недалеко от кровати, бежевый пол, шторы, прикрывающие окно… Выхватив самое главное в этом помещении, самое важное в этот момент, тот образ, который мальчик неустанно пытался сначала забыть, когда ужас трагедии настиг его в тот памятный дождь, и с таким рвением пытался вспомнить, когда пришлось заново посмотреть на прошлое, был самым лучшим, что он видел за долгое время - улыбающийся доброй знакомой улыбкой брат с затаившимся волнением в глазах, стоявший в нескольких шагах от него.