Потерявшая разум. Откровенная история нейроученого о болезни, надежде и возвращении

Попрощавшись с доктором, я сразу же позвонила сыну: «Витек, я не смогу прилететь в Биг-Скай. У меня опухоли в мозге. Мне так жаль. У тебя день рождения, а я не смогу приехать». Он, конечно же, был в шоке, а я почувствовала себя плохой матерью из-за того, что причиняю семье столько боли. Я позвонила Касе в Нью-Хейвен и своей сестре Марии в Бостон. Обе были потрясены. Я связалась с коллегами и предложила им попросить предыдущего президента заменить меня на конференции и прочитать мою речь, которую я готова прислать по электронной почте. Их тоже ошеломили мои новости.

Ради себя самой и своей семьи я решила сосредоточиться на поиске оптимального варианта лечения: лучше думать о том, как побороть опухоли, чем представлять, как они разбухают внутри головы.

Я позвонила Клодин Айзекс, онкологу из больницы Джорджтаунского университета, у которой я лечилась от рака груди. «У меня беда – нашли опухоли в мозге. Возможно, это метастазы рака груди. Но одна из опухолей кровоточит, поэтому мой семейный врач предположил, что это меланома. Куда мне обратиться?» – спросила я.

По голосу было слышно, что она потрясена. Доктор посоветовала мне немедленно ехать в отделение неотложной помощи в Джорджтаун и найти доктора Майкла Аткинса – по ее словам, выдающегося специалиста по меланоме. Она сказала, что встретит меня в больнице.

Из угла в коридоре на меня смотрели блестящие, готовые к поездке лыжи марки Rossignol, которые я купила в прошлом году. Они реагировали на малейшее движение ног, пальцев, а иногда, такое впечатление, читали мои мысли. В них мне казалось, что я лечу сквозь снег, легко и изящно. Но мне нужно было в больницу, и про лыжи пришлось забыть.

Оказаться в отделении экстренной помощи в пятницу днем накануне метели – не самый лучший вариант развития событий. Давление у меня подскочило до небес, то ли от волнения, то ли из-за кровотечения в опухоли. Медсестры дали мне стероиды, чтобы предотвратить отек мозга из-за раздражения тканей, которое могло вызвать это кровотечение. Несколько часов я пролежала на кушетке за легкой занавеской. Вокруг нас с Миреком слышались быстрые шаги, крики и плач – все те звуки, которые сопровождают человеческое горе и борьбу за жизнь. Ужасно было снова оказаться в этом мире всего три года спустя после операции, связанной с раком кожи.

Врачи входили и уходили, задавали одни и те же вопросы, и я снова и снова повторяла: «Я ничего не вижу в нижнем правом углу. На МРТ-снимке видны опухоли, одна из них кровоточит. Раньше у меня были рак груди и меланома».

Оказалось, что доктор Аткинс в тот день не работал. Но доктор Айзекс зашла меня поддержать. После ее ухода в палате снова появились врачи. Зашел нейрохирург и посоветовал отказаться от операции, которая могла быть слишком опасной, в пользу лучевой терапии. Радиоонколог тоже приходил и согласился с коллегой. Но никаких решений никто так и не принял. Время шло.

Мария несколько раз звонила из Бостона. Она физик-дозиметрист и возглавляет отделение лучевой терапии в Brigham and Women's Hospital – больнице Бригама Гарвардской медицинской школы.

«Приезжай в Бригам, – уговаривала меня сестра, – здесь лучшие врачи. Я поговорила с радиоонкологом доктором Айзером. Он сказал, что сначала нужно сделать операцию, а потом пройти курс лучевой терапии».

Но как мне туда попасть? Я лежала в отделении экстренной помощи с кровоточащей опухолью в голове. Несмотря на то, что я изучала мозг много лет, я не невролог и вообще не врач. Я слабо себе представляла, что могло со мной произойти. Опухоль лопнет и зальет весь мозг кровью? Но ведь это убьет меня? Лучше тогда оставаться здесь. Но Мария хотела, чтобы меня осмотрели доктора, которым она доверяет. Что же мне было делать?

Вскоре после восьми вечера шторки раздвинулись и вошли Витек и Шайенн. Они отменили поездку в Монтану и приехали из Питтсбурга. Как же я рада была их видеть! Несмотря на страх и отчаяние, я была в восторге от того, что они рядом. А следом за ними появилась и Кася. Она села на скорый поезд в Нью-Хейвене и успела как раз до пурги. Мы с Миреком были счастливы, что все члены нашей семьи собрались вместе, что мы видим их, вдыхаем их запах, можем обнять и поцеловать каждого. Кася очень устала – всего несколько часов назад она сама принимала пациентов. Она прилегла рядом со мной на кушетку, и мы крепко прижались друг к дружке, как когда-то, когда она была маленькой. Витек и Шайенн принесли суши из больничного кафе, и мы закатили пир прямо на кровати, среди подключенных ко мне капельниц и скомканных простыней. Вокруг по-прежнему слышались пугающие больничные звуки, но теперь мы были вместе. Я и моя семья.

В полночь они ушли, и я осталась одна. Вокруг пищали приборы, то и дело слышались пугающие звуки – кто-то еще отчаянно нуждался в помощи. Время от времени ко мне заглядывали медсестры, и я просила их поискать для меня место потише. В три часа ночи они перевели меня в палату, где лежала страдающая от болей пожилая женщина, окруженная всей своей большой семьей.