Потерявший веру (ЛП)

Влажный булькающий звук сопровождается глухим ударом. А затем тишина.

«Твою мать». Я знаю, что должен дождаться Люка.

Я спокойно поворачиваюсь и, не спуская глаз, смотрю на вход, ожидая его появления в любой момент.

Один, два, три, четыре… я заставляю себя подождать тридцать секунд, прежде чем поворачиваюсь лицом к открытой двери. Без каких-либо признаков Люка, я направляюсь к ней, мои шаги такие же тихие, как и комната передо мной.

Всё тихо — слишком тихо, пока я не слышу приглушенный звук кого-то двигающегося в спешке.

«Дерьмо. Что, если он уже убил её, или она жива и ожидает помощи?»

С такими мыслями в моей голове я медленно следую к свету, который льётся оттуда по темному полу. Всё ближе и ближе я подбираюсь к открытой двери — звуки движения изнутри так и не затихают. Рука поднимается — пистолет готов выстрелить, и я двигаюсь, прижавшись к стене с правой стороны от дверного проема, пока не желая выдавать своё местоположение. Маленькими бесшумными шагами, я проскальзываю до того места откуда могу рассмотреть лишь маленький угол внутри комнаты. Мне виден только один край односпальной кровати — простыни на ней удивительно чистые, и мои глаза продолжают осматривать голые стены и пол в поле моего зрения. Хотя я по-прежнему слышу движение, я всё ещё не могу никого разглядеть внутри.

Приняв решение, я резко двигаюсь с оружием на изготовке, всё моё тело оказывается в дверном проеме, пистолет готов выстрелить в любого, кто нападёт.

Но это был опрометчивый ход.

Несмотря на мёртвую тишину от моих передвижений, кто-то внутри услышал меня и нападает слева. Он ударяет по моему предплечью ножом, прежде чем появляется голая нога и выбивает пистолет из моей руки. Я полностью застигнут врасплох, когда то же самое лезвие прижимается к моим рёбрам.

— Не рыпайся, бл*дь, — скрежещет мягкий женский голос в моё ухо, когда я медленно поворачиваю голову в сторону напавшего, своим периферийным зрением я вижу длинные тёмные волосы.

Во время моего движения нож сильнее врезается в меня, разрезая мою кожу сквозь ткань одежды. Это не прямой удар, а больше предупреждение.

— Я сказала, — повторяет она, — не рыпайся, или я пырну тебя этим, а затем пристрелю.

Я встаю лицом вперёд, но не раньше, чем быстро осматриваю комнату непосредственно передо мной. Лужа крови разлилась на линолеуме, и тёмно-красные следы ведут прямо ко мне.

— Правильно, — шипит сбоку от меня женщина. — Я не слаба.

Мои глаза опускаются на пол у ближайшей стены, когда я вижу дело её рук, пока она продолжает:

— Твой друг слишком поздно выучил этот урок. Так что слушай, что я тебе говорю, или ты следующий.

Глава двенадцатая

Лили

«Дерьмо. Мне следовало догадаться, что русская свинья не один».

Я была так поглощена снятием этого бл*дского тёмно-красного платья, пропитанного спермой и кровью этого ублюдка, что практически пропустила приход нового мужика, пока не стало слишком поздно. И даже тогда я услышала его только потому, что сначала уловила его запах.

Он не пахнет как все остальные.

Его аромат прорвался сквозь зловоние телесных жидкостей и этих ужасных гребаных духов с запахом фиалок, как сильный ветер, стирая зловоние зла и смерти.

Его аромат тот же, что и у океана — дикий, но спокойный, успокаивающий, но опасный. И с украденным мною ножом у его бока (тем же, которым я только что отрезала у русского член и яйца) — я не боюсь его.

Но это не значит, что я снижу свою бдительность рядом с ним. Я научилась никому не доверять. Вера в человеческую доброту — убьёт тебя.

— Медленно шагай к ублюдку на полу, затем сядь рядом с ним спиной к стене, — я сильнее вжимаю нож в его бок — это может привести лишь к поверхностной ране, но хорошо подчёркивает мою точку зрения. — Не пытайся что-нибудь выкинуть. Мне нечего терять.

Я удивляю себя силой моего голоса и энергией в моих конечностях. Менее часа назад я едва могла шевелиться, и всё же прямо сейчас, несмотря на дрожь под моей кожей и бурление в моём животе, я чувствую себя почти непобедимой.

— Хорошо, я тебя услышал, — говорит мужчина пахнущий как океан, когда делает свой первый медленный и устойчивый шаг, а затем другой. Он останавливает примерно в футе от мертвеца, лежащего в луже собственной крови. — Ты хочешь, чтобы я сел в это? — спрашивает он, его голова кивает на беспорядок на полу перед ним.

— Это то, что я сказала.

Он тихо фырчит, но делает так, как я прошу, сначала опускаясь на свои руки и колени, а затем медленно поворачивается, пока его спина не прижимается к голой стене из шлакобетонного кирпича.

Я с удовлетворением смотрю, как кровь русского раскрашивает его руки и впитывается в его тёмную одежду.

С двумя повёрнутыми ко мне ладонями, с которых стекает кровь, он морщиться и спрашивает:

— Что теперь?

Хороший вопрос.