Потерпевшие кораблекрушение

Сперва мои руки шарили по ситцу и полотну. Затем я вздрогнул от неприятного прикосновения шелка и вытащил несколько шелковых полос, покрытых таинственными иероглифами. Они разрешили все мои сомнения: я узнал в них занавески, которые любят вешать на кровати китайцы-простолюдины. Но и в других доказательствах недостатка не было: ночная рубашка непривычного покроя, трехструнная китайская скрипка, узелок с разными корешками и травами, а также изящный приборчик для курения опиума с порядочным запасом этого наркотика. Совершенно очевидно, что кок был китаец, но в таком случае кто такой Джозеф Амалу? Или Джозеф украл сундучок, а потом поступил на бриг под вымышленным именем? Это, конечно, было возможно, но такое объяснение только еще больше запутывало дело. Почему этот сундучок был брошен нетронутым, а все остальные вскрыты? И откуда у

Джозефа взялся второй сундучок, с которым, как сказал нам портье, он отправился в Гонолулу?

– Ну, и что же вы узнали? – осведомился капитан, который с удобством развалился на куче вещей, нагроможденной нами у штурвала.

По его тону и по его заблестевшим глазам я понял, что открытия выпали не только на мою долю.

– Я нашел в камбузе сундучок с вещами китайца, – ответил я. – И китаец этот забыл в нем свой опиум!

Нейрс, казалось, остался совершенно равнодушным к моему сообщению.

– Вот как? – сказал он. – А теперь я вам кое-что покажу.

Признайтесь, что вы побиты.

С этими словами он разложил передо мной на палубе две газеты. Я тупо посмотрел на них, чувствуя, что пока не способен к новым открытиям.

– Да посмотрите же на них, мистер Додд! – вскричал капитан резко. – Неужели вы не видите? – И он провел грязным пальцем по верху первой страницы. – «Сидней морнинг геральд», 26 ноября. Неужели вы не понимаете?

Ведь когда эта газета вышла в Австралии, «Летящий по ветру» был в Гонконге, а через двенадцать дней уже находился в открытом море. Каким же образом газета из

Австралии могла попасть в Гонконг за двенадцать дней? А

ведь до того, как Трент очутился здесь, он не встречал ни одного корабля, не заходил ни в один порт. Значит, она могла попасть к нему либо здесь, либо в Гонконге. А где именно – решайте сами. – И он снова устало опустился на груду одежды.

– Где вы их нашли? – спросил я. – В этой черной сумке?

– Да, – сказал он. – И можете в ней больше не рыться: там ничего нет, кроме карандаша и какого-то сточенного ножа.

Однако я все-таки заглянул в сумку и был вознагражден.

– У каждого человека есть свое ремесло, капитан, –

сказал я. – Вы моряк и указали мне на множество несообразностей, связанных с морским делом. Я же художник, и разрешите сообщить вам, что эта находка не уступает по странности всему остальному. Такими ножами художники наносят краску на холст или чистят палитру. А карандаш этот – 3Б фирмы «Виндзор и Ньютон». Мастихин и карандаш 3Б – на торговом бриге! Это противоречит всем законам природы.

– С ума сойти можно! – заметил Нейрс.

– Да, – продолжал я, – и карандашом этим пользовался художник: посмотрите, как он заточен; во всяком случае, не для того, чтобы писать. Таким кончиком писать невозможно. Художник? И прямо из Сиднея? Откуда он мог взяться?

– Это-то понятно, – съязвил Нейрс. – Они вызвали его каблограммой, чтобы он проиллюстрировал судовой журнал. Некоторое время мы молчали.

– Капитан, – сказал я наконец, – с этим бригом связано какое-то темное дело. Большую часть вашей жизни вы провели в море. Вам, вероятно, приходилось видеть много беззаконий, а слышали вы о них, должно быть, еще больше.

Как по-вашему, что это? Комбинация со страховкой? Пиратство? Что может за этим крыться? Зачем понадобилось все это проделывать?

– Мистер Додд, – ответил Нейрс, – вы совершенно правы: большую часть своей жизни я провел в море, и я действительно знаю много способов, с помощью которых нечестный капитан может нагреть руки или обмануть судовладельцев. Таких способов немало, но гораздо меньше, чем вам кажется. И ни один их них не был пущен в ход

Трентом. Все это дело – сплошная бессмыслица, не имеющая никакого разумного объяснения. И не впадайте в заблуждение, свойственное большинству жителей суши: капитану совсем не так просто вести какую-нибудь нечестную игру. В любом порту есть множество людей, которые тут же отправят его за решетку, если честность его не будет сиять подобно утренней звезде. За ним следят агенты

Ллойда и других страховых компаний, консулы, таможенные чиновники и портовые врачи. У него столько же шансов что-нибудь скрыть, как у человека, поселившегося в маленькой деревне, где он всем чужой.

– Ну, а в море? – спросил я.

– Ну, вот опять! – вздохнул капитан. – «В море, в море»… А что толку? Ведь когда-нибудь придется вернуться в порт. Никто же не может оставаться в море вечно… Нет, в этой истории с «Летящим по ветру» не разобраться и самому гениальному сыщику, и нечего зря ломать голову.

Давайте снова возьмемся за топоры и вытащим на свет божий все, что таится в этом чертовом бриге. И не волнуйтесь, – добавил он, вставая. – Я полагаю, эти грошовые тайны будут на нас сыпаться и дальше, чтобы мы не скучали.