Потоки горные

- Братия возлюбленные, - заговорил он; торжественно и спокойно: - Угодно было Господу свидетельство ваше единодушное о юноше Тимофее, сыне драгоценном моем по духу. Свидетельствует Господь сердцу моему, чтобы нам с Силой возлюбленным взять Тимофея с собою для служения, так скоро, как совершу над ним необходимое, дабы среди иудеев не имел преграды для общения...

- Слава Премудрому! Величие Иисусу да явится! Истина... Сие есть истина! -

Раздавались возвышенные голоса среди Господнего народа... Но Евника не была в доме молитвы, когда сын ее Тимофей получил такое свидетельство от братьев и избрание ап. Павлом. Все еще в трепете сердца поздней ночью он возвращался домой. Звезды казались живыми существами на небе, а пальмы как бы перешептывались о нем и говорили: иди, сын... Иди!

- А как будет с матушкой? Ведь... Ведь она вдова... И я один сын у нее, кормилец. Как сказать об этом маме и бабушке? Отпустят ли они? Не ранит ли весть сердец их? Иисусе, приготовь маму... Понеси ей весть сию! Облегчи душу мою, ибо я хочу... Я пламенно хочу, подобно свече, сгореть в темном месте на служении... - Мысли одолевали Тимофея, когда он в борении сердца возвращался в тихий домик, направо за базарной площадью.

В передней комнате в полутьме он заметил стоявшую на коленях в молитве свою мать Евнику. Благоговейно и он опустился на колени рядом с нею. Протекали минуты тихой молитвы. Потом послышался голос Евники:

- Владыко неба и земли, внемли мне, - моя старенькая мать страдает от боли, прости мне, что сегодня я не была на собрании святых, дабы внимать голосу Апостолов Твоих... Как сладки их слова! Как успокоителен их дух! Удостой меня. Владыко, возьми и сына моего Тимофея для Себя, Иисусе... Чтобы он был, как брат Сила, как Варнава! Он не может быть таким, как Апостол... Это великая благодать... Хотя малую часть благодати ему подари... Тогда я приду к Тебе в обители и и скажу, - я сына Тимофея отдала Тебе, а Ты за меня недостойную Сына-Иисуса дал на распятие...

Среди слез радости и волнения продолжил молитву юноша Тимофей: - Как Ты, Владыко, все чудно устрояешь для человека маленького... Все сердца Ты открываешь. Забираешь прочь страх... Удаляешь преграды. Благодарю Тебя, Иисусе, за драгоценную мать мою Евнику и за бабушку Лоиду... За сладкого Апостола сердцу моему и за всех братии. Если Ты пожелал меня, я пойду...

Они встали с молитвы: высокий Тимофей и низенькая Евника.

- Сын мой, что случилось с тобою, ты озабочен?

- Мамочка, я послан Господом сегодня... Апостол берет меня с собою в путь.

- Тимофей! Но ты молод... И... и я - одна...

- Ты не одна, мама, Господь с тобою... Ты же просила Его в молитве принять меня, мамочка... Это Дух Его в тебе говорил... Так и в братиях...

Было глубокое молчание. Потом покатились сияющие слова Евники:

- Господь с тобою, сын мой! Иди, Тимофей! Иди!

Проповедники

Серебристый поезд стрелой мчался в даль, разрезая, спокойные, зеленые леса без треска и стонов, без боли и разрушения. Казалось, деревья расступались пред ним быстро, как по команде, а потом опять сходились, перешептывались, кивая гигантскими головами вслед ему: лети, лети уж железный. Не поймать тебе времени, оно быстрее тебя. Не уловить тебе счастья,- оно не в лете твоем. А небо голубое щедро рассыпало нежную теплоту и молчало.

Др. Гардинг, седой и задумчивый, смотрел в окно вагона. Чарующие ландшафты природы, их мир и тишина, переплетались с картинами жизни его молодости. Забелел городишко, утонувший в зелени. Вот, как бы там он провел свое детство.' А церковь совсем такая же, как и та, в которой он говорил свою первую проповедь,- говорил боязливо, вытирая пот на лбу несколько раз в течение той маленькой проповеди, которую слушатели приняли ласково, с улыбками и надеждой. А теперь он пленен большим городом, он пастор многочисленной известной церкви. Почему же он почувствовал какую-то томящую тоску, почти сиротство души? Зачем и куда зовут его эти чужие леса и хутора? Кто дал им власть над ним, зачем они тревожат его? Др. Гардинг перестал смотреть в окно и прислушался к беседе своих двух коллег, которые оживленно разговаривали. Все ехали на церковную конференцию, поэтому их частой темой разговора были дела и проблемы, связанные с этой конференцией.

Маленький и сухенький старичок, др. Эванс, горячился и доказывал правоту своего взгляда на вещи.

- Помилуйте! Ради Бога, Вудсайд... Как вы можете так думать о нем в таком виде? Он прекрасный человек, он воплощение духа Голгофы, сострадания, в своей жизни и многогранном служении. Конечно, он не закрылся в своем кабинете и церкви, он служит всему городу, борется с преступностью, с пьянством.

Видите, Вудсайд, нельзя ограничиваться в наши дни одной проповедью Евангелия с кафедры. Нельзя, друг мой! Жизнь шагнула далеко вперед, нам нужно бежать с жизнью, как этот поезд. Наши дни иные, не дни телег, волов и духовных наслаждений в стенах молитвенных зданий. Нужно действие, брат мой!