Потом была победа

Тогда она еще могла уйти к своим. Почему не ушла, сама не могла понять. Чутье подсказало, что немец подбирался не один. Неразличимая в пятнистом комбинезоне, она осторожно переползла на запасную позицию и притаилась за пнем.

Те, что подбирались к ней, рассредоточились и стали поджидать, пока снайпер обнаружит себя. Они умели ждать, но сейчас у них не было времени. Они понимали, что воюют в тылу русских и, если через час-полтора колонна не пробьет заслона на шоссе, тогда уже им не пройти.

Поэтому старший из четырех, обер-ефрейтор, осторожно поднял на стволе автомата зеленую пилотку. Это была примитивная уловка, на которую опытные снайперы не попадались.

Но Валя попалась, так как считала, что у немцев нет времени выслеживать ее, они торопятся и должны выдать себя.

Когда она выстрелила по пилотке, обер-ефрейтор разглядел мгновенный блеск выстрела и отсвет его в стеклах прицела.

Он выпустил длинную очередь, которая в метре от Вали сбила листья на кустах. Остальные трое сообразили, где прячется снайпер.

Автоматные очереди ударили кучно. Содрали с пня кору, располосовали комбинезон и обожгли бедро.

Вале надо было отходить. С этого места немцы выстрелить не дадут. Они будут сыпать и сыпать очередями до тех пор, пока одна из них не угодит в цель.

«Снайпер силен, пока его не видят, — любил говорить старшина Узелков. — А заметили, считай, что он простая пехота».

Валя оглянулась. За спиной густел лес. Низко нависали ветки, топорщился подлесок, темнел валежник, кочки, ямины. Проще простого уйти от немцев. Юркнуть в чащобу и потеряться. В такой чертоломине ее целый полк не сыщет. Потом, переждав время, выйти к медсанбату.

Но тогда те, что стреляют в нее, тоже повернут к медсанбату. С ранеными воевать легче. Тех они на выбор пощелкивать будут…

Нет, только не пустить их к медсанбату! Заставить здесь воевать. И вместо того чтобы исчезнуть в спасительной глубине, Валя отползла метров на десять и залегла за сухой валежиной.

Через несколько минут еще один из немцев попался на мушку снайпера. Оставшиеся трое перестали стрелять. Они поняли, что снайпер не уйдет, и решили взять его в клещи.

Автоматные очереди смолкли. У опушки леса наступила тишина. Затрещали в траве притихшие было кузнечики. Нарядная стрекоза стала кружиться над кустом шиповника, серый короткохвостый чекан уселся на осинке и начал бить, будто косу чеканить: «Чек-чек!.. чек-чек!..» Как сенокос подойдет, всегда чекан бить начинает по лесным опушкам…

Теперь смерть подкрадывалась к Вале Грибановой молча, осторожно переползала за кочками, приникала в траве, кружила, таилась в молодых доверчивых рябинках. Заходила так, чтобы ударить наверняка, хитрила, нарочно хрустела веткой, вздрагивала листвой, осыпала хвою.

На эти уловки Валя не попадалась. Знала, что бить должна наверняка.

Силы были неравны. Пока снайпер вглядывалась вправо, смерть успевала подползти к ней слева. Когда она смотрела влево, к ней подвигались спереди, справа, а может, уже и сзади? Ведь она толком не знала, сколько подбирается к ней смертей с автоматами в руках. Одна, две, десять?..

Она решила немного отойти. И вовремя, потому что через минуту к валежине полетела граната.

Валя высмотрела, откуда кинули гранату, и всадила беспощадную пулю в тень за кустом шиповника.

В винтовке кончилась обойма. Когда Валя перезаряжала ее, из-за пушистой сосенки высунулся ствол автомата и секанул очередью.

С грохотом раскололось небо, огонь опалил тело, вздыбилась земля, и душная, тяжкая темнота накрыла ее с головой.

— Коля! — чуть слышно крикнули губы. Крикнули отчаянно, беспомощно и жалко.

Откликнулся чужой автомат.

Тот, кто дал очередь, поднялся в рост за сосенкой, вытер руками потное лицо и снял паутину, налипшую на погон. С минуту он глядел на неподвижного русского снайпера, залитого кровью. Довольно хмыкнул, сменил магазин в автомате и шагнул было, чтобы снять с винтовки оптический прицел.

Но обер-ефрейтор строго окликнул его. Они и так слишком долго провозились. Надо догонять своих.

Разведчики отошли с опушки и соединились с цепочкой санитарок и раненых, которые под командой лейтенанта-связиста залегли в наспех отрытых окопчиках и с тревогой прислушивались к надвигающейся стрельбе.

Дальше отходить было некуда. Автоматные очереди уже достигали брезентовых палаток с красными крестами. Прошивали их насквозь, попадали в раненых. Очередь прошлась по перевязочной. Брызнули осколки бутылок и пузырьков, зазвенели хирургические инструменты на столике, опрокинулся эмалированный таз с окровавленными обрывками бинтов. Дрогнула игла в пальцах Евгении Михайловны, оперировавшей раненного в живот танкиста. Застыла на мгновение и снова начала размеренное, привычное движение. Пожилая фельдшерица, ассистировавшая Евгении Михайловне, ахнула и выронила из рук ножницы. На виске ее образовалось крошечное пятнышко, от которого нехотя поползла к уху струйка крови.

— Ножницы! — требовательно сказала Евгения Михайловна.

Фельдшерица послушно наклонилась и рухнула, будто ее подбили ударом под колени.