— Лесом спокойно пройдешь, — сказала она. — Вот уж не думала, что в разведку таких долговязых берут… Родом-то откуда?
Николай ответил, что с Белого моря.
— Ух, так мы ж, оказывается, земляки? — удивилась девушка. — Я ведь тоже архангельская, из-под Мезени.
Помолчала и добавила:
— Валей меня звать. Грибанова Валя. Может, еще увидимся?
Увидеться за зиму им довелось несколько раз. Раза три на передовой, один раз мельком на дороге и еще раз в дивизионных тылах, где располагался взвод девушек-снайперов.
Сейчас Орехов перебирал в памяти эти встречи и думал, что летом и Вале воевать будет легче.
Когда в лесу засиневатились сумерки, разведчики вылезли из-под снега и поползли обратно. У берега под Ореховым лед треснул и стал прогибаться. Он рывком кинулся в сторону, и разведчиков заметили немцы. Они долго хлестали по льду из пулеметов. Разведчики лежали неподвижно и думали, попадут в них паршивые фрицы или промажут?
Орехов зашел за дощатую перегородку, где размещался командир взвода лейтенант Нищета, и доложил результаты разведки.
— Три дота с бронеколпаками? — переспросил лейтенант. Он сидел на скамейке, положив ногу на ногу. Трофейная стеариновая плошка освещала продолговатое с узкими скулами лицо. От взъерошенных бровей на лоб ложились смешные тени. Нос у лейтенанта был сапожком, глаза широко расставлены. Волосы расчесаны на аккуратный пробор, у висков пушистые бачки.
Молод был лейтенант Нищета. В девятнадцать лет назначили его командовать взводом разведки, где только Юрка Попелышко, который, по общему мнению, был сосунок сосунком, оказался младше лейтенанта всего на три месяца. Поэтому Нищета старался изо всех сил выглядеть взрослее, говорил начальственным баском, без нужды придирался и считал, что главное — это держать взвод в кулаке.
На Орехова лейтенант смотрел начальственно и въедливо, допытывался, почему тот считает, что три дота усилили бронеколпаками. Может, это и вовсе не бронеколпаки были, а просто немцы лес для бункеров приволокли и скидывали бревна в траншею?
Орехов стоял в мокром полушубке, голодный и злой, и еле сдерживал раздражение. Он объяснил зануде лейтенанту, почему считает, что это были именно бронеколпаки.
С подола полушубка капало на пол. Было душно и жарко от натопленной печки. Глаза слипались, голова была тяжелой и тупой.
— Наверняка колпаки, — вяло говорил Орехов и наугад тыкал пальцем в карту. — Вот здесь три штуки…
— А может, больше? — лейтенант уставился на Орехова. — Вы же не видели, на слух только…
Николай переступил с ноги на ногу. Попадется же на солдатскую голову такой сундук, как их взводный! Разве растолкуешь ему, что можешь говорить только о трех… Черт его знает, может, их на обороне у немцев два десятка? Что слышал, о том и говорит.
— Надо было посмотреть, — сказал лейтенант. — Приносите непроверенные данные.
— А вы проверьте их, — вскипел Орехов. — Сходите в траншею и пересчитайте. Может, немцы вам ворота откроют?
— Не забывайтесь, товарищ старший сержант. — Нищета встал и поправил ремень. — Надо будет, и в траншею схожу.
У командира разведвзвода были со своим помощником сложные взаимоотношения. Дело в том, что зимой старшему сержанту Орехову довелось два месяца командовать разведчиками. Командир полка обещал Орехову, что представит его к офицерскому званию. Но тут из дивизионного резерва прислали на разведвзвод этого лейтенантика. Николай обиделся, сдал Нищете командование и теперь недоверчиво следил за каждым шагом командира, за каждым его жестом, каждым словом. Нищета это чувствовал и, в свою очередь, держался с помощником сухо и настороженно.
От печки душно морило теплом. Николай расстегнул полушубок и вытер ладонью лицо.
— Что с вами? — лейтенант пристально посмотрел на Орехова.
— Спать хочу. Двое суток не спал… За пазухой и то мокро.
Голос у Орехова был злой, спотыкающийся.
Лейтенант вдруг разглядел свирепую усталость старшего сержанта.
Он суетливо кинулся в угол. Что-то забулькало, и старший сержант увидел возле себя кружку.
— Выпей, Орехов, — сказал лейтенант. — Выпей, враз согреешься. Потом иди спать. Если три стука слышал, значит, три бронеколпака и было…
«Чудной», — неожиданно подумал Николай, ощущая, как проходит злость на лейтенанта.
— Слушай, Орехов, ты, может, у меня ляжешь? Скамейки сдвинем, и ложись. Здесь тепло…
— Нет, пойду к ребятам, — сказал Николай и отдал лейтенанту кружку с водкой. — Возьмите, меня своя порция дожидается.
Лейтенант растерянно моргнул и послушно взял кружку. Лицо его было и виноватым и обиженным.
Когда Орехов ушел за загородку, командир взвода слил водку в алюминиевую флягу, где скопилось ее уже по пробку. Водку Олег Нищета не любил, пил ее по нужде и с великим отвращением, но свою норму у старшины Маслова получал одним из первых, и старшина считал лейтенанта человеком пьющим.
Затем Нищета расстегнул планшет, написал разведдонесение, отметил на карте данные о дотах с бронеколпаками и отправился с докладом в штаб.
На дворе была темень, как в погребе. Ветер явственно нес из лесу ростепель. Звучно капала вода и журчала под рыхлым снегом задорными ручейками.