Потом наступит тишина

— Благодарю, товарищ майор.

— Так, значит, вы изменили свою точку зрения?

Поручник молчал.

— Я, разумеется, не настаиваю, но хотел бы знать.

— Да, изменил.

4

Из палисадника особняка, стоявшего на самой окраине поселка Бремен, виднелась дорога, полого уходящая вверх. По левой ее стороне находился лес, а по правой — луга и поля, тянувшиеся до самого Бретвельде. Это была та самая дорога! Она ведет в Пульвиц, но неизвестно, что будет ожидать нас на ней. Не нужно думать об этом. Пойдем ли мы вдоль немецких позиций? Возможно, но врага на своем пути мы встретим — это наверняка. Никто не будет щадить себя, но мы переживем этот день и много других, по крайней мере, надо верить, что переживем. Те, кто выбрал для нас этот путь, наверняка знают, что нас ждет на нем, по крайней мере предполагают. Мы же не знаем ничего, каждый шаг вперед таит неожиданность. Все это могло бы стать дорожным приключением, если бы было что курить, если бы сапоги не натирали ноги и если бы шоссе в Пульвиц вело на запад.

Но мы пойдем по вражеской земле, пылающие села — это его села, обезлюдевшие города — его города. Мы тверды и беспощадны.

Поручник Кольский смотрел на дорогу из дворика особняка. Он стоял у стола, вырезанного из камня, у которого собрались офицеры батальона: Ружницкий, Хенцель, Олевич, Лекш, Реклевич, Росул, Пушкарев — бронебойщик и молодой паренек, командовавший батареей 120-миллиметровых минометов после смерти капитана Шиткова. Его фамилию Кольский не знал.

Он говорил, его слушали не перебивая.

— Нам необходимо добраться до Пульвица, — заявил он. — В Пульвице находятся наши части. — Не был до конца уверен, точно ли он воспроизводит то, что говорил ему Свентовец. — Будем пробиваться. Объясните это бойцам… Сколько у вас осталось мин? — спросил он у командира минометчиков.

Парень какое-то мгновение колебался.

— У меня вообще не осталось боеприпасов, товарищ поручник! — наконец выпалил он.

Кольский молчал, все молчали. Черт побери, ни одной мины!

— Тогда возвращайтесь обратно в распоряжение майора Свентовца, — приказал командир батальона. — Брать вас в авангард бессмысленно.

— Так точно, — ответил тот. Его веки нервно дрожали, словно он собирался заплакать.

— Пушкарев, — продолжал Кольский, — вы назначаетесь командиром головного отряда.

Пушкарев держал руку у козырька дольше, чем положено. У него продолговатое лицо, большие волосатые руки. Он учился польскому языку, но говорит по-польски плохо. Ходит в советской форме.

— Возглавят колонну, — сказал Кольский, — взвод 45-миллиметровых пушек, взвод станковых пулеметов, бронебойщики… из первой и второй роты. В главных силах пойдут… — Он закончил перечислять и замолк.

Знал, что следовало бы добавить еще несколько слов от себя, но полностью утратил дар красноречия, не мог даже связать двух слов, не видел лиц офицеров, а только дорогу, поднимающуюся к вершине холма и исчезающую в голубом небе. Словно ее поглощало пространство.

— Ружницкий, может, вы скажете несколько слов?

Капитан развел руками:

— Мне нечего добавить. Остальное скажу в ротах…

— Так вот, скажите бойцам… — Кольский с трудом подбирал слова, — скажите им, черт побери, о нашем положении и что мы дойдем до этого проклятого Пульвица! Обратного пути нет. А теперь закурим.

— Хочу доложить, — нарушил тишину Хенцель, — что к батальону присоединилось около ста бойцов из других подразделений. Все рвутся в бой. Наверное, потому, что впереди безопаснее, но, возможно, не только поэтому. Это ведь в основном бойцы из батальона Тышки.

— Хорошо, — подытожил Кольский. — Возвращайтесь в свои роты, выступаем. Олевич, задержитесь.

Подпоручник Олевич был одет в мундир рядового, на ногах — ботинки с обмотками. Лицо бледное, узкое. Кольский смотрел на него внимательно и неодобрительно.

— Примите роту, Олевич. В Пульвице передадим вас в распоряжение прокуратуры, если командир дивизии не сочтет нужным сделать иначе. Будем надеяться, что он решит иначе.

— Так точно, товарищ поручник.

— А сейчас раздобудьте-ка себе сапоги и пришейте звездочки.

Олевич развел руками.

— Что? Только без жестов. В Редлице я убедился, что ты стоящий парень. Возьмешь под свою команду роту, пусть Казак посуетится и за пять минут раздобудет тебе новую одежду, с иголочки, даже если для этого придется перевернуть вверх дном весь склад и половину поселка. Но я уверен, что в его запасах и так все найдется.

— Важно ли это сейчас, товарищ поручник?

— Важно. Выполняйте приказ.

— Слушаюсь! — Олевич козырнул и четко повернулся кругом.

— Вернитесь, Олевич. Повторите приказ.

— Слушаюсь! Я должен пришить звездочки и раздобыть приличные сапоги.

5