Потом наступит тишина

Вечер. Можно разогнуть спину и наконец поглядеть на окружающий пейзаж. Михал Маченга знал, что эта местность называется Бретвельде, выглядит как городок, хотя в этих местах в деревнях тоже стоят солидные дома, крытые красной черепицей. Дома совсем рядом с траншеей роты. В лучах заходящего солнца они смотрятся сказочно; видны улицы, брусчатка мостовых, даже контуры домов на центральной городской площади. Все города здесь очень похожи один на другой: Эльстра, Каменц, Бёслиц, Бретвельде… Вряд ли кто-то из бойцов в состоянии вспомнить облик хотя бы одного из этих городов.

На горизонте виднелись пологие холмы, кое-где поросшие лесом, перед ними — волнистый луг, поля с мягкой, как пух, землей. Лопата входит в нее как нож в масло…

Да, видимость хорошая, вот только знаешь немного — лишь то, что рота находится на окраине Бретвельде, где ей приказано снова занять позиции. Командирам наверняка известно, где противник и какие подразделения взаимодействуют с нами справа и слева, мы же видим только зигзагообразную линию траншей роты с мелкими окопами почти без брустверов.

Этой скудной информации, впрочем, было достаточно Михалу Маченге. Еще он знал, что рота занимает район обороны около одного километра по фронту, а также где стоят станковые пулеметы, которые выделили дополнительно из батальона, и что в глубине порядков роты находятся позиции минометов и 45-миллиметровых пушек. Если двинуться в тыл, то можно увидеть замаскированные ветвями и сетками орудия, поговорить с артиллеристами, которые всегда немного важничают, считая, наверное, что у них служба полегче.

Когда рыли окопы, появились два немецких самолета. Загрохотали зенитки. Маченга поглядел в небо, потом услышал взрыв, увидел неподалеку взметнувшийся фонтан земли, но не почувствовал страха. Он мог сказать о себе: «Свой страх я оставил в Бёслице». Однако ничего подобного ему в голову не приходило. Михал думал о саперных топорах. Сам читал: «Убивали саперными топорами». А они спокойно ушли из города, где в разноцветных веселых домах жили люди, которые все видели из окон, а возможно, и сами убивали.

— Мы кротки как овечки, — сказал молодой Граль. — Видно, действуем по-христиански: тебя режут, а ты не смей достать из кармана нож. Ну уж если мне в руки попадется кто-нибудь из этих…

— То что? — спросил Кутрына.

Молодой Граль не ответил. После смерти отца он стал немногословен. Шел целый день молча.

Зигзаг окопов тянулся вдоль домов. Как далеко он ведет? На карте Бретвельде был обведен кружком, рота Кольского обозначена только маленьким значком, а они, Маченга, Граль и Калета, не отыскали бы себя на ней даже через увеличительное стекло.

Когда зашло солнце, на позиции потянулись батальонные кухни, но мало кто, однако, имел охоту отведать супа с макаронами. Обследовали дома.

Маченга, Кутрына, Калета и молодой Граль вошли в двухэтажный домик под красной черепицей, аккуратненький, как и все остальные вокруг. В кухне стояли упакованные вещи, а у стола сидела толстая женщина с черными глазами-щелочками на круглом лице. Из комнаты вышел коротышка-немец; дрожащими руками он раскуривал трубку.

Они приняли бойцов гостеприимно и сердечно, словно гостей. Маченга не мог надивиться: ведь это немцы, а такие вежливые и улыбчивые, только губы у них слегка дрожат, если внимательно приглядеться. Не надо было даже спрашивать еду. Женщина сама быстро накрыла на стол, поставила консервы. В подполе обнаружилась бутылка ликера. Ликер был отвратительным на вкус, с запахом мяты, но за неимением лучшего сгодился и он.

— Гадость какая! — сказал Калета, опрокинув в рот рюмку. — Эх, сейчас бы малость самогону… Ты когда-нибудь видел, Кутрына, как гонят самогон? Как он капает помаленьку, капля по капле, а если гнать его правильно, то он не хуже водки. А какой крепкий! У нас в деревне были крупные специалисты по этому делу. За самогон можно было все купить.

— Немцы так не умеют, — констатировал Граль. — В лучшем случае гонят из сахара, да и то только в городах.

— В Нески, — продолжал Калета, — я встретил одного мужика, которого вывезли туда на принудительные работы. Так он рассказывал, что они пили денатурат, очищая его через слой ваты. У него был запасец, он предлагал мне, но я отказался.

— Да перестаньте же вы о водке! — Кутрына отодвинул тарелку. — Мне тошно от этой немецкой жратвы. Предпочел бы забрать все это с собой и двинуться обратно. А коль пьете ликер, не вспоминайте о самогоне.

— А о чем? Сам ты, кстати, тоже не отказался. А у меня свои заботы. — Калета поднял ногу: — Отклеилась подошва, я должен поискать что-нибудь на ноги.

— А ты поищи-ка, наверняка у них есть.

— Страшно не люблю у людей что-то отбирать, особенно у гражданских.

— Что это ты таким нежным стал, словно мы ее знаем, что у тебя в вещмешке?!

— Что есть, то есть, но у людей не люблю отбирать, такой у меня принцип. Должен быть какой-то порядок. В Каменце мы забрали сапоги со склада как положено, но я не взял для себя, думал, что этих хватит…

— Не валяй дурака! — Кутрына налил себе рюмку. — Ты что, забыл, где находишься?! Тоже мне, овечка!