– Они слышат не звуки, а наши мысли. Когда мы мыслим, это можно сравнить с тем, будто мы громко разговариваем. Когда мыслим без слов – шепчем. А внутреннее молчание – оно и есть молчание. А когда кто-то рядом громко разговаривает, да еще с самим собой, кому же это понравится?
И человек без имени снова весело рассмеялся. Вслед за ним захихикал Дэн и даже Бурый улыбнулся, но тотчас же отвернулся, чтобы это скрыть. Дэн поднялся и тоже отнес свою кружку к столу.
– Я до ветру, – невнятно пробормотал Бурый и нерешительно вышел в тамбур. Немного потоптавшись, и буркнув: «Вдвоем веселей», скользнул за ним и Дэн. Человек без имени улыбнулся, понимающе кивнув головой.
Когда напарники вернулись, Дэн прямо с порога воскликнул:
– Подождите, а как же любовь? И радость? Ведь это тоже эмоции! Их что, тоже этим проглотам отдать?
Он стоял у двери и яростно жестикулировал.
– Ведь не все человечество – сборище эгоистов! А как же врачи и ученые-естествоиспытатели? А как же художники, поэты, музыканты? Может, на них все и держалось до сих пор? А?
– Не злиться и не завидовать, там, это все понятно, – поддержал товарища Бурый. – Но любить! Радоваться! Как с этим-то? Тоже отказаться? Вона, пускай выкусят!
И он выставил перед собой привычно сработанный малиновый кукиш. Человек без имени рассмеялся и приложил палец к губам:
– Тс-с! Вы соберете здесь всю колонию наших милых знакомцев, благородные защитники человечества.
– По крайней мере, избавимся от фокусов на некоторое время, – загнанно озираясь, сказал Бурый и напарники расселись на койке. Человек без имени продолжал:
– Знаете, когда перестаешь разговаривать с самим собой и вообще останавливаешь мыслительный процесс, мир словно бы придвигается к тебе ближе. Так ведет себя встреченная на улице бродячая собака, когда вам вдруг хочется ее приласкать. Сначала она недоверчиво на вас косится и не подпускает близко, а когда вы перестаете глупо ей свистеть и называть именами всех знакомых вам собак, и опускаетесь на корточки, она медленно к вам подходит, и вы вдруг видите ее глаза – умные и много повидавшие. Когда перестаешь, наконец, постоянно о чем-то размышлять, тишина внутри души, будучи вначале просто тишиной, начинает звучать. И тогда понимаешь, что мир, оказывается, соткан из такой вот удивительно звучащей тишины. Многие гениальные открытия были сделаны людьми именно в этом состоянии внутреннего покоя и безмолвия. Тем, кто не смог остановить собственные размышления, иногда удавалось сделать это во сне. У них получилось уловить жизненно важную информацию во Вселенной, настроиться на нее, как радиоприемник настраивается на нужную волну. Теория относительности и периодическая таблица химических элементов, исследование вакуума и многое другое не были придуманы, а были получены именно таким путем – путем некоего внутреннего озарения. Люди никогда ничего не изобретали. Все это было сделано задолго до них и буквально витало в воздухе. Вселенная пронизана информацией. Все было создано этой информацией – включая и нас с вами – и нелепая теория о том, что жизнь на Земле возникла путем необыкновенно удачного совпадения элементарных частиц, глупа и безосновательна. С таким же успехом обезьяна, барабаня по клавишам пишущей машинки, как было однажды замечено, может набарабанить шекспировского «Гамлета».
– Шекспир тоже просто повторил уже готовое? – хмуро спросил Бурый. Человек без имени протестующе поднял руку:
– Не передергивайте. Это искусство. Кстати, заметьте, от слова «искусственный». Однако, не все так плохо. Художник улавливает своим чутким сердцем лишь самую суть, а потом преобразует ее в слова, звуки, краски. Тем не менее, если художник плох, то суть он передает с большими искажениями, и лучше и отчетливей у него в этом случае получается собственная подпись в углу картины. Художник как переводчик, и переводит он ЭТО на человеческий язык. На мой взгляд, ближе всего к языку вселенной стоят музыканты – они преобразуют великое молчание в великое звучание и никакие слова им для этого не нужны. Следом идут художники – живописцы и графики, и в самом хвосте – как, опять же, кажется мне – тащатся писатели. Поэты немного опережают их, но лишь чуть-чуть, и только потому, что используют не обыденные и привычные, а невероятные словосочетания и не всегда идут на поводу у логики.
Человек без имени немного помолчал и добавил:
– Вы сказали о любви и радости. К сожалению, по-настоящему любить и радоваться умеют немногие, но именно на этих двух китах и держится еще человечество.
– Не умеем? Да ну! – раздался голос Бурого. – То-то вы один здесь кукуете, без друзей, без подруги. Может, научите нас, неразумных, любви?
Человек без имени покачал головой: