Потомок Святогора

— На реке Ведуге, в чаще, — подъехал стремя в стремя к Семёну Андреевичу Дорофей, — живёт бортник по имени Семён, тёзка твой. Я часто, когда служил у Рвача, бывал у него. Он наш, татар и предателей ненавидит пуще неволи. Он и ко мне сперва относился с недоверием, но я ему открылся.

— Ну и что? — не понял Семён Андреевич.

— То! Как мы в Турове появимся с конями?

— Ну, не знаю, — пожал плечами боярин. — Ты проводник, ты и думай.

— Вот я и думаю коней оставить у Семёна, а самим пешком до Турова.

— А далеко?

— До Семёна с полпоприща и столько же до Турова. К вечеру будем там.

— Ладно, — согласился боярин.

Дорога была неровной и малонаезженной. Дубовый лес сжимал её с двух сторон, корявые ветки хлестали по лицам людей и мордам коней, замедляя движение. Путь казался бесконечным, но вот всадники вырвались на обширную поляну, и в глаза брызнуло такое яркое разноцветье, что они поневоле зажмурились. Из кустов шарахнулся полосатый поросёнок и, хрюкая и подпрыгивая, потрусил через поляну.

— Видать, от матери отбился... — улыбнулся Евтей.

— Скоро приедем! — оборвал его Дорофей. — А ну-ка, подстегните коней!

Отряд перешёл на рысь и через несколько минут очутился на заросшем берегу Ведуги. Продравшись сквозь чащу, путники увидели большую избу с множеством надворных построек.

— Стойте! — остановил друзей Дорофей. — Мне первым заявляться нельзя, вдруг там Ахматовы люди. — Сходи ты, что ли, Семён Андреевич. Прикинься странником, а когда поймёшь, что опасности нету, напомнишь обо мне хозяину и дашь нам знать.

Боярин скрылся за углом избы и вскоре появился с хозяином и махнул рукой. Дорофей обрадовался:

— Пошли!

Хозяин, мужик среднего роста, смуглый, с мордовским курносым носом, ощерив крепкие зубы, заулыбался во весь рот и крепко обнял Дорофея:

— Откель пожаловал?

— Откель — опосля расскажу.

— Конечно, опосля! Сперва в избу, потрапезуем.

Пройдя через выкрашенное охрой узорчатое крыльцо, путники очутились в просторной избе, ярко залитой через большие арочные окна близящимся к полудню солнцем.

— Располагайтесь, — указал Семён на скамью возле стола. — А я хозяйку покличу. Матрёна-а!

Вошла женщина. Она была похожа на смерть: бледная, вся в чёрном, взгляд тяжёлый, губы бескровные. Тихо поздоровалась и бесшумно скользнула на кухню.

Хозяин заметил смущение гостей и пояснил:

— Горе у неё. Младший брат... Да ты помнишь, Дорофей, он у меня жил...

— Пантелей?

— Ну да. Татары в неволю увели. А знакомый татарин шепнул, что фрягам его продали, на галеры вёсельником. А там долго не протянешь, вот баба и убивается, уж дюже любила парня. Он в лес пошёл — басурмане его и схватили. Держали сперва в Турове, а потом погнали в степь с остальными невольниками, ну и дальше, к морю...

— Вот душегубы проклятые! — выругался Евтей. — Никакой управы на поганых нету! Ну ничего, придёт расплата!

Вошла с чугуном в руках Матрёна, и мужики умолкли. Хозяин предложил выпить мёду, но гости отказались.

— Слишком серьёзное предстоит нам дело, — пояснил Семён Андреевич, — чтоб баловаться мёдом. Голова должна быть светла, а ноги крепки.

— Вам всем туда идти нельзя, — заметил хозяин, обгладывая кость. — А Дорофею особенно. Там его каждая собака знает, увидят — враз растерзают. В слободу одному Семёну Андреевичу можно, Дорофей его только проводит. А все потащитесь — басурмане или предатели чужаков заметят и переполох подымут.

— Это верно, — согласился боярин.

— Да, вот ещё, — спохватился хозяин. — Тебе бы, Семён Андреевич, одеть чего-нибудь порваней, погрязней да похуже. И палочку в руки, а лицо измазать пылью — за нищего сойдёшь. И милостыню проси поусердней, глядишь, всё и получится как надо.

— Вы туточки посидите, поешьте поплотней, а я мигом.

— А куда ж нам с Силаем деваться? — заволновался Ломов. — Чай, не на именины приехали?

Хозяин с прищуром глянул на парней:

— Спешите головы сложить и дело спортить? Изба у меня большая, разместимся. А не понравится в избе — вдруг жарко будет, — так лес большой: попону под бок, седло под голову и дрыхните, покудова ваши старшие не возвратятся.

— Не торопитеся в петлю лезть, — строго посмотрел на своих юных соратников и Семён Андреевич. — Мы с Дорофеем управимся, а ваше дело — нас дожидаться да в случае чего меня, старика, защищать. Поняли?

Хозяин ушёл и скоро вернулся. Принёс одежду:

— А ну, Семён Андреевич, примерь. Я так полагаю, что человеку боярского звания не грех побывать в простой одёже, узнать, каково в ней бедному люду ходится.

Семён Андреевич усмехнулся и вышел из горницы. Скоро он возвратился обратно, и липчане просто не узнали его: не боярин, а так, голь перекатная.

— Кто это? — с притворным удивлением вымолвил Силай.

— У-у, сучий пёс! — шутя замахнулся на него Семён Андреевич. — Своих не узнаешь?

Все расхохотались.

— Слышь, а проной: «Подайте Христа ради», — предложил Силай.

— По-о-дай-те Христа ради! — пробасил Семён Андреевич. Действительно, он настолько преобразился, что, без сомнения, в Турове его не узнают даже знакомые.

— Ладно, пора. — Он повернулся к двери.