Потомок Святогора

— Да-а-а, месяц горит. Но нам только бы спуститься в долину, а там как-нибудь от облавы увернёмся. Да за полночь татары разъезды особо не посылают, тоже спать хотят. Ну что ж, пора, — поднялся он на ноги.

На счастье разведчиков, небо снова стало заволакиваться облаками. Земля окуталась мраком, и они благополучно, без приключений добрались до места стоянки.

Силай спал. При звуке шагов поднял голову, но, сообразив, что это свои, снова беспечно захрапел. Друзья последовали его примеру.

Через несколько часов пробуждающийся лес загомонил многоголосым щебетанием птиц. Силай сел и перекрестился на восток. Солнце ещё лениво потягивалось, не спеша подниматься, но уже выбрасывало многоцветные лучи, которые подсвечивали тёплым золотом низко висящие облака. Воздух в степи был прозрачен и чист. Вдалеке чёрной точкой спускался с возвышенности человек.

«Это Семён Андреевич, — обрадовался Силай. Посмотрел на дрыхнущих друзей, хотел их разбудить, но передумал: — Пускай поспят».

А лес тем временем наполнялся всё новыми певучими, щебечущими, стрекочущими голосами. Наконец из-за горизонта выплыло солнце и озарило огнём макушки деревьев. Силай снова лёг и замер, наслаждаясь покоем и внимая звукам пробуждающегося леса.

...Семён Андреевич вошёл в Туров, когда всё там уже проснулось. Он завернул в подворотню одной избы, где хозяева обычно оставляли съестное для нищих и голодных, перекусил, перекрестился, молитвой поблагодарил Бога и хозяев за угощенье и начал бродить но слободе.

— Подайте Христа ради! — басил он, протягивая руку.

Ему выносили хлеб, кто побогаче — сало, яйца, а некоторые мелкую монету. Семён Андреевич заходил и в избы, снимал шапку, крестился на святой угол, и ему подавали милостыню.

Топал эдак боярин вдоль и поперёк Турова и искоса высматривал татарские силы.

«Не так уж их тута и много», — думал и прикидывал, с какой стороны будет удобнее напасть.

Подходя же к толпящимся людям и прислушиваясь к разговорам, Семён Андреевич понял, что полно сбежалось в Туров всякого сброда русского, довольного татарскими порядками. Татары и сами грабили честных жителей Черлёного Яра, и предателям позволяли. Мало, мало тут было порядочных людей, все сплошь бродяги, разбойники и пьяницы. Из-за боязни Божьей кары они не обижали нищих странников, но порой смотрели с такой злобой, что даже невозмутимый Семён Андреевич вздрогнул, столкнувшись с одним таким взглядом, и поспешил отойти.

И вдруг он услышал разговор.

— Князь Липецкий жив, а это плохо. Он может собрать силы и налететь на нас, — сказал высокий сутулый мужик.

— Куды ему? — возразил другой, пониже ростом. — Все людишки Черлёного Яра по щелям попрятались, из кого дружину набирать? А что у князя была, вся побита, полегла под Ворголом, Липецем, Воронежем и Онузом.

— Точно, Панкрат, — кивнул третий туровец. — Куды ему с нами тягаться? Чай, собственная шкура дороже.

— А может, он следом за своим родственничком Олегом Воргольским к Телебуге в Сарай подался? — предположил сутулый.

— А я слыхал, что его ещё при взятии Липеца убили, — сказал невысокий.

— Да не, живой, — покачал головой сутулый.

Семён Андреевич смекнул, что его любопытство может быть замечено, и жалобно пробормотал:

— Подайте Христа ради немощному бездомному старику!..

— А ну, проваливай отсель! — грубо толкнул его сутулый. — Вон тебе уже сколь добра насовали! Полна сума, чё ещё надо?

— Не обижай убогого, Евсей, Господь не помилует, — заступился за Семёна Андреевича Панкрат. Он сунул руку в карман, зазвенел там монетами, выбирая на ощупь помельче. Вынул, глянул — и аж перекосился: на ладони лежала серебряная новгородка.

— Отдавай-отдавай! — ехидно ухмыльнулся Евсей. — А то Бог не простит!

Панкрат резко сунул новгородку Семёну Андреевичу и буркнул:

— Ступай с Богом. Молись за меня, Божий человек...

Семён Андреевич перекрестился и пошёл прочь.

Ещё немного побродив по задворкам, он определил расположение укреплённых мест слободы и примерное количество сабель, узнал, что командует здесь один из братьев Ахмата Абдулла. Где Ахмат — в Донщине или ещё где, неизвестно.

На обратной дороге боярину повстречался смешанный конный отряд русских перемётчиков и татар. В глаза бросился шедший в поводу иноходью конь.

— Да это ж Дорофеева Лыска!.. — чуть не вскрикнул Семён Андреевич. А уже глядя отряду вслед, увидел и своего коня. Потрясённо замер и... И получил от отставшего татарина такой удар ногайкой по голове, что чуть не лишился глаза. Однако ещё до этого боярин заметил, что татарин весь был измазан в сажу, а от отряда пахло дымом, будто он ехал с пожара.

Грабители удалились. Рубец от ногайки на лице горел. Семён Андреевич покопался в суме, вытащил белую тряпицу и приложил к больному месту. Тряпица пропиталась кровью.

— Вот басурманы проклятые! — выругался боярин и поспешил к своим.

— Семён Андреевич, что с тобой?! — увидев его обезображенное ногайкой лицо, воскликнул Дорофей.

— А сам не догадываешься? — усмехнулся старик. — В Турове не только хлебом, а и кнутом угощают. Могли и саблей. Но не это главное. Кажись, видал я у татар наших коней.