— А мы щас на ту горку как раз и пойдём, — невозмутимо сообщил Дорофей.
— А я? — с тревогой спросил Евтей.
— А ты здеся останешься! — хохотнул Силай.
— Сам оставайся! — огрызнулся Евтей.
— Да заткнитеся, псы цепные! — рыкнул Семён Андреевич. — С вами не в дозор ходить, а лягушек на болоте ловить. Раскагакались, гусаки несмышлёные. Слушать и не возражать! Тута останется Силай. Ежели нас там кто накроет, хоть один сможет вернуться домой и показать нашей дружине броды. Понял?
— Понял-понял, — кивнул Силай.
— А мы трое пойдём на гору, — продолжил Семён Андреевич. — Дорофей с Евтеем меня проводят и засветло возвратятся. Будете ждать тут. Я же днём пройдусь по Турову и к вечеру обратно.
— А не заплутаешься? — прищурился Дорофей.
— Ты сам вперёд заплутаешься! — оскалился боярин. — Мне достаточно раз, даже ночью, в сплошной темноте, пройти по дороге, чтоб запомнить её на всю жизнь. Понял? Идём быстрей, неча без толку брехать!
Силай с обидой отвернулся, а трое его товарищей скрылись во тьме. Луна была хоть и полной, но, на счастье липчан, тусклой. Её тонкий свет не мог пробиться через призрачную, туманную дымку и почти не доходил до земли. Ночь своим пологом укрывала путников. Несмотря на темноту, Дорофей шёл уверенно, но вдруг остановился. Семён Андреевич ткнулся в спину проводника:
— Ты что, заблудился?
— Тши-и-и! — зашипел Дорофей. — Слышишь?..
— Ничего не слышу.
— Я слышу топот копыт, — шепнул более острый на ухо Евтей.
— Быстро с дороги!.. — скомандовал Дорофей, и все трое забились в густой придорожный кустарник. Топот копыт всё приближался, наконец показались чуть различимые во тьме силуэты всадников. Они спорым намётом промчались мимо затаивших дыхание разведчиков.
— Пятеро, — сказал Дорофей.
— С этими мы бы справились, неча делать! — пробасил Евтей.
— Молчи, дурень неотёсанный! — оборвал его Семён Андреевич. — Тогда уж точно жди погоню, а нам надо тихо сидеть. Понял, балбес?
— Понял, Семён Андреевич, — кивнул Евтей.
— Взял на свою голову молокососов... — вылезая вслед за Дорофеем из кустов, продолжал ворчать Семён Андреевич. И вдруг...
— Кто-то идёт! — приглушённо вскрикнул Евтей.
Семён Андреевич аж присел:
— Где?!
— Да вон! Вон! — указал рукой Евтей. — Вона, остановился!
— А-а-а, там? — рассмеялся Дорофей. — Так то и есть надгробья, о которых я сказывал. Это у могилы смердянки.
— Кого-кого? — не понял Евтей.
— Да той утонувшей бабы, — фыркнул Дорофей.
— А почему «смердянки»? Её что, так звали? — не унимался порядком струхнувший Ломов.
— Вот же тупой! — вышел из терпения Дорофей. — Видать, дочкой какого-то воронежского смерда она была, потому и реку Смердячьей Девицей прозвали. А вон оттуда, с горы, и будет виден Туров. Пошли.
Одолеваемый любопытством, Ломов встал и побрёл в сторону каменной глыбы.
— Ого, какая высокая!
— А ну, сядь! — снова зашипел как змея Дорофей. — Тебя, верзилу, видно лучше этого истукана! Гляди, огоньки мерцают. Это и есть Туров. Оттуда этот идол как на ладони, а ты чуть не с него ростом. Заметят — считай, пропали!
Ломов прилёг рядом с Дорофеем. Семён Андреевич опасливо вертел головой.
— Да ладно, никто сюда не сунется, — зевнул Дорофей. — Ни татары, ни наши предатели. Тут заколдованное место, они его до ужаса боятся. Говорят, что по ночам из могилы, рядом с которой мы лежим, выходят во главе с той девкой-утопленницей мертвяки — другие русские полонянники-утопленники.
— А щас не вылезут? — разинул рот от нового прилива страха Евтей.
Дорофей ухмыльнулся:
— Можа, и вылезут. Но ты не боись, нас не тронут. Девица у мертвяков за княгиню державную, и вылавливают они басурман. Мстит она им за свою загубленную молодую земную жизнь, пьёт из их жил живую горячую кровь.
— А ну как они басурман не поймают и на нас накинутся? — таращил глаза Евтей.
С полевой стороны холма послышался свист. Евтей дёрнулся бежать, но Дорофей схватил его за рукав:
— Лежи, трус несчастный!
— Девицу зовут!.. — остолбенел от страха Евтей.
— Совсем ополоумел, дурак! — покачал головой Дорофей. — Это небось сурок из норы вылез. А девица православных, говорю, не трогает!
— Хватит жуть нагонять! — оборвал шутника Семён Андреевич. Старый боярин, несмотря на свою бывалость и храбрость, тоже был суеверен и боялся оборотней и всякой прочей нечисти. Тем более скоро ему предстояло остаться одному в этом действительно жутковатом месте. Семён Андреевич вздохнул: — Гляньте на небо — чистое. Месяц смотрит во все глаза. Вам тут оставаться уже нельзя, скоро забрезжит рассвет, и тогда отсель незамеченными не уйти. Да и сейчас-то уже опасно: вона как месяц горит. Так что обратно вам придётся на четвереньках ползти. А насчёт мертвецов... Не их нам надо бояться, а живых узкоглазых бестий. Эти пострашнее любого мертвеца: и кровь из жил высосут, и шкуру с живого человека сдерут. Вот так-то! — хлопнул он по плечу испуганного Евтея. — Ждать нечего, возвращайтесь.
Дорофей тоже глянул на небо: