Потому что я – отец

На улице видишь облысевшего старика с длинной, жалкой, сиротливо болтающейся на обтянутом кожей черепе прядью и тихо говоришь себе, что не допустишь этого. Лучше полная капитуляция, чем попытка сохранить нескольких ветеранов, которыми будет поигрывать ветер на смех окружающим.

И вот я лысый. Считается, что гораздо лучше сыграть на опережение и бросить первым, пока не бросили тебя. Я всегда любил одну женщину и не очень искушён в этих делах. Но вот позволить природе оставить меня без волос я не мог, после освобождения купил в большом сетевом магазине машинку и уже вечером побрился наголо. Моё решение, а не послушное потакание летящим годам, намеревающимся украдкой один за другим тягать волосы из моей головы. Лёгкий прилив энергии. Я управляю жизнью. Самсон демонстративно срезал свою силу, не дожидаясь, когда жизнь вероломно подкрадётся, чтобы одного за другим забрать ослабевших солдат.

Посмотрел в зеркало и подумал: а кто по-настоящему управляет своей судьбой? Не тот ли упрямец-старик, сохранивший десяток своих волос и назло старости удерживающий их, как заложников, на голове. Может быть, он прав, оставаясь на этом поле битвы, с которого я ушёл гордо, держа в одной руке нехитрый прибор за несколько тысяч рублей, а второй вяло помахивая белым флагом? Я же, включив машинку, предал остатки разбитой армии, избавился от негодных к долгой осаде бедолаг и промотал несколько лет вперёд.

Хреновый из меня главнокомандующий.

Выпил. После пятой рюмки новая причёска перестала расстраивать. Это всего лишь волосы…

* * *

Ни одной пробежки после освобождения. Для чего эти отчаянные попытки притормозить обветшание организма, всё равно не получится вытравить чернила в паспорте. Смирился с тем, что не вечен. Бег – не только оружие повстанца в борьбе со старением. На какое-то время он отвлекает от засасывающих мыслей. Не хочу никуда бежать. Даже от мыслей. Куда я бежал все эти годы? Зачем? Добежал? Или финиш вдалеке, но ноги уже стёрты по колени и дыхание сбито…

Думал, что, занимаясь спортом, продлеваю жизнь, удлиняю моё время с сыном. Наивный. Может быть, какие-то месяцы, даже годы, удастся выторговать себе упорными тренировками, и я увижу больше событий в его жизни. Только стану лишь свидетелем, а не участником этих событий.

За ребёнком уже закрылась дверь. И время от времени она будет открываться. Им же, с его стороны. Не так часто, как хочу я, а насколько позволят его совесть, чуткость и воспитание. Не сомневаюсь, он сорвётся ко мне, если потребуется помощь. Но я бы хотел видеть его чаще, когда нет необходимости в помощи. Это лишь желание. Не буду ничего требовать от него. Он должен дальше идти по своему пути, а мне пришла пора свернуть на ответвившуюся грунтовую дорожку с ухабами к пасти своего страха. Рано или поздно он меня поглотит. Я постараюсь прожить достойно, когда погружусь в эту мглу.

Время… Безжалостная сволочь. Прёт как ледокол, даже не разбираясь, что крошится под его тяжестью. Сколько ни молодись, смерть рано или поздно настигнет, а если повезёт – увидишь старость, которая иногда страшит не меньше конца. Очередной потерянный зуб, подсевшее зрение, всё чаще ноющая рука даже не говорят, а пока лишь шепчут: «Эй, ты можешь еще потрепыхаться, но в назначенный час за тобой придут». В зеркале всё ещё отражаются крупные бицепсы и перевёрнутая трапеция торса, инкрустированная кубиками. Но они уже не радуют – бесполезны, как спортивная машина на охоте. Меня ещё никто не гонит, но конец уже виден. Первый раз я его разглядел на похоронах отца, где-то вдали, теперь я не могу прогнать из головы этот образ двери с надписью «Выход». И вообще, этот прямоугольник – никакая не дверь, а яма, куда рабочие кладбища опустят гроб. Интересно, кого выведет из себя гул ударяющейся о дерево земли на моих похоронах?

В первую ночь после освобождения я лежал рядом с заснувшей женой и размышлял о прожитом годе. «Самое сложное испытание пройдено». Я гордился собой, хоть никому и не говорил об этом. «Можно отдышаться и, немного отдохнув, вернуться к привычной жизни». Видимо, я забыл, что моя привычная жизнь – постоянная проверка на прочность. Впереди очередное сражение. Звон гонга я прослушал, а может быть, обошлось и без явно очерченного момента, когда начался раунд. Только в окружении, когда сил на сопротивление не осталось, а плен казался неминуемым, я выпил коньяка напоследок, поднял кулак вверх и принял бой.

Глава VIII. Алкогольная

* * *

– Ты даже не выпьешь?

– Такие минуты надо проживать трезвым.

– Так ножки обмыть, это же святое, братан!?

– Мне и так хорошо.

– Да, старик, ты ломаешь стереотипы.

– Отцу не обязательно пьянствовать, чтобы быть счастливым.

– Ну не знаю, когда мой родился, я был в умат. Меня заносили друзья домой! Я думал, что даже самые отъявленные трезвенники пьют по такому поводу.

– Тот, кто хочет выпить, в поводе не нуждается.

– И давно ты так?

– Полгода.