Потому что я – отец

Внук играл с её сыном, мой чуть помладше. Она помогала ковыряться совками в песочнице. Наконец я услышал знакомый призыв «Деда!» – моя помощь тоже требуется. Вчетвером мы ушли с головой в изготовление куличиков.

Я не хотел заводить беседу, но с первых же слов этот обмен репликами не походил на бездушный диалог взрослых на детской площадке.

Молодая женщина смотрела прямо в глаза, избегала общих фраз, не переводила при первой возможности тему на детей, говорила неспешно и с интересом. Даже когда мы рассуждали о младшем поколении, эта тема не становилась спасительной тростинкой для двух незнакомых людей, которым не о чем говорить. Мы не нуждались в костылях для поддержания разговора, он лился легко и естественно.

Давно я не видел во взгляде незнакомки такую заинтересованность. Машинально посмотрел на безымянный палец, кольца нет.

Всегда со вкусом одета, как будто не на прогулку вышла, а по делам. Моложе меня лет на десять. Я наслаждался её мелодичным, звонким голосом, восхищался богатой речью и красивым русским языком. Она мне показалась очень рассудительной и основательной. У неё всё рассчитано и запланировано, но эта упорядоченность не маркер зануды, а лишь средство одинокой матери успеть всё.

Муж её бросил через три месяца после родов – «сдался под натиском ночных криков». Я не хотел рассказывать про наши с сыном гуляния, но она сама спросила, столкнулся ли я с этой проблемой, и с ещё большим рвением пыталась выяснить, как её решал. Правая бровь поползла вверх, когда я в двух словах описал наши скитания по району.

В её голубых глазах постоянно сменяли друг друга удивление, любопытство и грусть.

Графики детей совпадали, несколько раз в неделю они увлечённо играли. Поначалу я ни о чём не подозревал, хотя мог бы догадаться, ведь до этого ни с кем не говорил так долго во время прогулок. Да и за все годы супружеской жизни могу вспомнить лишь несколько задушевных разговоров с женщинами.

Иногда она мило запиналась, поправляя при этом длинные золотистые волосы. Cамое важное: ей интересно говорить со мной, а не о детях. Это и сгубило меня. Я отвык от концентрированного внимания женщины. Она спрашивала, каково это, быть столь молодым дедом, чему бы я больше всего хотел научить малого, чем я займусь, когда родители заберут внука. Её вопросы могли содержать скрытые комплименты, она поощряла мои пространные ответы. И всё равно эти беседы поначалу выглядели лишь приятным способом скоротать время на улице.

Когда расстроился из-за того, что мы не встретились в течение недели, я понял: впервые за долгие годы испытываю влечение к женщине. Её сын заболел, и те дни вынужденной разлуки дались мне непросто. О сексе с ней я не думал, она не в моём вкусе. Не такая миниатюрная, как жена, с выдающимися формами – совсем другая. Правда, стоит ли говорить мне о каком-то типаже женской притягательности, если я всю жизнь люблю одну, а кроме неё переспал с двумя девушками, с которыми встретился три с половиной раза больше двадцати лет назад. Я не любил их и не сильно хотел, а лишь зализывал раны, нанесённые несчастной любовью. Ну и в том возрасте от возбуждения залезешь на любую из толпы, а хуже оскорбления, чем «девственник» ещё придумать надо.

Мне нравилось думать о ней, наблюдать за причудливой, динамичной мимикой. Разговаривать о том, как гаджеты меняют воспитание детей и нас самих, о свободе выбора и силе воли, еде, культуре, спорте, религии; не отыскать тем, которых мы избегали. Она даже была готова слушать мои пространные рассказы о рыбалке. А вокруг лишь беспокойное жужжание о лекарствах, кружках английского и скорочтения для четырёхлетних детей, и оно только подчёркивало яркость нашего общения. Как было бы здорово сходить с ней в ресторан!

Я видел симпатию с её стороны. Но это могла быть обманка. Мужчины часто попадают в глупое положение, думая, что нравятся женщине. Но здесь сомнений быть не могло. И мне самому хотелось всё чаще и чаще её видеть. Влюблённость пятиклассника, который начинает осознавать незнакомые вибрации души, но не понимает, что с ними делать. Даже не пытался спорить с собой: я мечтал её поцеловать.

* * *

Всю жизнь я придерживался нехитрых правил.

Ты должен знать, что хочешь.

За счастье надо сражаться.

Цени достигнутое!

Счастье – самое хрупкое, что есть в этом мире; если ты удостоен чести принести его в свой дом, будь с ним осторожен.

Эти правила и привели меня в сегодняшний день. Не будь их, жизнь сложилась бы по-другому. Моя семья не похожа на эталонную, но в ней заложен определяющий все поступки смысл, поэтому я оберегал наш союз с рвением умалишённого.

Верность – ключ к семейному счастью. Это очевидное следствие всех обстоятельств моей жизни и принятых мной правил и решений. Система предохранителей всегда работала как часы: моя сознательность исключала любые действия, способные привести к измене или хотя бы приблизить её. Даже в последнее время, когда любовь всей моей жизни выглядела отстранённой, подолгу задерживалась на работе, не смеялась моим шуткам, я и подумать не мог, чтобы развеяться, свернув налево.