Потому что я тебя люблю

Всё это прокручивала она в голове, пока смотрела на него, сидящего напротив за столиком в кафе. Он улыбался, что-то рассказывал о работе. А она слушала в пол-уха и мысленно принимала решение. Как у Шекспира: быть или не быть? И ощущала внутри себя, что стрелка весов с первоначального «не быть» уже заметно сместилась в другую сторону.

Да ведь, если подумать, это настоящее счастье: что она не ослеплена этим парнем с первых минут, а может узнать его настоящего, взвесив все «за» и «против». Ведь ценить за достоинства может каждый, а вот принять с недостатками — лишь тот, кто любит.

Они возвращались домой по заснеженному городу в одиннадцатом часу ночи, и она вдруг почувствовала, как ее руки в перчатке касается другая… И не отдернула свою. Так и шли — рука в руке. Первый робкий шаг навстречу друг другу.

А с неба крупными, прямо как в сказке, хлопьями падал январский снег. И, поднимая голову вверх, казалось, что время застыло. И есть только ты, подсвеченное искусственным светом фонарей темное небо и этот снег… И хотелось что-то мурлыкать негромко — какую-нибудь добрую песенку из прошлых лет — и любоваться этой вечностью. Застывшим для вас двоих временем.

* * *

Она была счастлива. Да-да, именно с этой мыслью и проснулась утром. И отправилась, счастливая, на работу. И не забыла ответить на Пашино пожелание доброго утра.

И ни разу — за целое утро! — не вспомнила о том, о ком, кажется, ни на минуту не забывала прежде.

А вечером — снова гулять, дышать свежим воздухом, болтать на разные темы, которые удивительным образом всплывали сами собой. И завершился вечер весьма неожиданно… Поцелуем.

Ну кто сказал бы ей только вчера, что это случится с ней уже так скоро — не поверила бы! А сегодня — ни отвращения, ни желания поскорее избавиться от этого парня… Только легкость в душе и счастливые глаза напротив — того, кто долго этого ждал и шел вперед, не сдаваясь. Кто постепенно приручил ее — дикарку — и заставил поверить в то, что ее тоже можно любить.

И завершиться этот счастливый день тоже должен бы был красиво. Что там уже оставалось? Каких-то сорок минут до полуночи.

Она пила чай на кухне, рассказывала маме какие-то особенно запавшие в душу моменты их разговоров, а потом зашла в социальную сеть, чтобы посмотреть, не написал ли Паша, что дошел — они всё время так делали.

Паша написал. Пожелал ей спокойной ночи.

Было и еще одно письмо. В общей беседе их группы.

Не чувствуя никаких предвещаний и страхов, Наташа открыла сообщение и пробежала глазами по строкам:

«Ребята, SOS! — писала одна из их одногруппниц. — Случилась беда. Сегодня наш Марк попал в аварию. Машина всмятку. Он в больнице. Кто может, скидываем деньги на карту его маме. Пока никакой информации нет, но, говорят, состояние тяжелое…» — и несколько плачущих смайликов.

Она несколько раз пробежалась глазами по строкам, выискивая ошибку. Может, не Марк? Может, письмо вообще испарится, если долго смотреть на него? Но с каждым словом и с каждой секундой душа леденела.

Только не Марк…

— Что случилось, Наташа? — спросила мама, видя перемену в состоянии дочери.

Они всё еще пили на кухне чай.

Четыре слова в ответ:

— Марк. Попал в аварию.

Попытки расспросить Свету, которая и была автором этого сообщения, окончились крахом: «Сама ничего не знаю» — такой был ответ.

— Ну что? — с тревогой спросила мама.

Не с тревогой за Марка, с тревогой за дочь. Ведь только всё стало налаживаться, и вновь этот Марк!

— Не знаю. Не спрашивай.

И — бегом в свою комнату. Закрыла дверь. Включила ночник. На колени. Молиться.

— Господи, я прошу Тебя, помоги ему! Спаси! Я отдам его любой другой. Я выйду замуж за Пашу, за кого угодно, забуду о нем, но исполни последнюю мою просьбу о нем: спаси его!

Больше часа — слова молитвы. По книгам, своими словами. Мысли разбегались, из глаз катились слезы, колени ломило, но не вставала. Только когда сил уже не осталось, вышла из комнаты. Мама — следом.

— Ну что?

— Сама ничего не знаю.

— Ложись.

Откуда такая черствость? Разве не видит по ее красным глазам, что не до сна ей? Но вместо зла — равнодушие.

— Ложусь.

Выпила капель, легла. Но долго ворочалась с боку на бок.

А утром проверила сообщения — вновь тишина, одни причитания. Отправилась в храм перед работой. Поставила свечку, заказала обедню о здравии болящего, помолилась своими словами, но от всего сердца. Кажется, никогда еще ей не приходилось так сильно переживать за кого-то. Беда не подходила к ней близко. А теперь…

В пятом часу, в конце рабочего дня, не выдержала, позвонила Светке. Ответ всё тот же:

— Не знаю. В реанимации вчера был. А сегодня я до Витьки дозвониться не могу, а он, сама знаешь, в соцсетях не сидит.

— В какой он больнице?

— В Боткина, — растерянно выдавила однокурсница.

— Спасибо, — буркнула Наташа и, едва дождавшись, когда стрелки часов достигнут шести, вылетела с работы.

Еще одну ночь в неведении она просто не смогла бы пережить.

В больнице отвратительно пахло, и ее не сразу согласились принимать. Что-то там про медицинскую тайну твердили — как будто это может быть важнее разрывающегося от боли сердца.