Потому, что люблю

Теперь Алешку от Надежды не оторвать. Да еще квартирку, оказалось, им выделили — заработали, выходит, без отцов-матерей. Похвально! Теперь не дождешься, чтоб приехали. А ведь каждый раз, ложась спать, Варвара Степановна включала электрическую лампочку под козырьком крыльца: вдруг сын ночью приедет и в темноте споткнется, мало ли чего, ногу сломает или ушибется?

Теперь Алексей не приедет...

Варвара Степановна разобрала постель, легла, матрас забряцал под ней, залязгал, взвизгнул разок. Отслужил свое, давно пора на свалку. Натянула одеяло до подбородка, согрелась, пыталась уснуть. Да где там! А что, если Лидия поедет в город и заберет ребенка? От этих мыслей страшно стало.

Ветер свистел в трубе, что-то хлопало по крыше, неужели кусок толя оторвался? Нет мужских рук в доме, <ч баба одна что сделает?

Варваре Степановне казалось, будто стучатся в ее дом, просятся погреться. Как бывало еще при отце. Обязательно кто-нибудь забредал и непогоду. Отец зажигал лампу и, прикрывая ладонью свет, шел отпирать двери. Мама сердилась: «Дом в ночлежку превратил! Напустит Г>родяг всяких неприкаянных...»

Отец ставил самовар, приглашал к столу пришельцев м молча слушал долгие рассказы: про коллективизацию, про то, как убили кулаки председателя колхоза, а потом дом спалили. Много страшных дел передавали... Варвара напряженно слушала, хотя и страшно было, а

утром понять не могла: присннлось ей все или на самом деле слыхала? ;

Теперь никто не стучится в ее дом. И так тоскливд стало!.. Забыла, когда о своих родителях вспоминала, з тут на память пришли. Мать крикливая была, первая спорщица на Вольной улице. Она и дома свирепствовав» ла с утра до ночи. То кого-то упрекала, то грозила ко*| му-то, то желала «подохнуть, не сходя с места». Никтч ей не перечил, никто в спор не встревал, а она все рав1 но не унималась. Варвара целыми днями у соседей про1 падала, а отец (он маляром по найму работал) или в огороде копался, или что-то мастерил. Мать, бывало; надрывает горло, а отец спокойно что-то делает, будто не слышит, или сидит под яблоней на вкопанной в зем^ лю скамейке, курит длинную папиросу из газеты, «козыа ножку», и собаку гладит. Барсик припадал к его коле«] ням зажмуренной мордой.

Отец жил тихо и умер тихо: курил «козью ножку»^ гладил собаку, а мать поносила его в тот момент на чем свет стоит: он забыл набить обруч на бочку. Опомнились! когда Барсик завыл... 1