Потому, что люблю

В тени деревьев сидели люди с вещами. Пахло яблоками и дынями, особенно дынями, сладкий такой запах, приятный. У старика, сидевшего на толстом мешке, висело на шее ожерелье из красного перца. Рядом с ним парень наигрывал на гитаре н пел, сопровождая свое пение ужимками и притоптыванием. Возле него пританцовывали две девушки с оголенными спинами — загорелые, длинноволосые, красивы?. Надя подумала, что и для них, этих веселых девушек, настанет такое время, когда не захочется ни танцевать, ни просто двигаться, что запах бензина или чего-то подобного будет мучить их.

Ой, скорее бы все это кончилось!

Алеша, повернувшись к ней, улыбнулся: держись, мол!

Надю удивила толпа на перроне: казалось, если са* ма никуда не едешь, то и люди дома сидят. А все куда-то едут, едут, спешат. Едут и днем и ночью, без выходных и праздничных дней. Едут старые и малые, больные и здоровые, будто не сидится им на одном месте. Катится поезд по рельсам все вперед и вперед, как сама жизнь, приостановится на очередной станции: кого-то выпустит, кого-то подберет, и снова дальше и дальше, без начала, без конца.

Подошел поезд. Перрон ожил. Люди забегали, отыскивая свои вагоны. Надя схватила мужа за рукав:

— Это же не наш поезд! Наш не скоро еще.

— Знаю...

Люди толкали их и не извинялись, да и смешно было бы извиняться в такой суетне и суматохе: времени у каждого в обрез. Кто-то позвал «Катьку-паразитку», кто-то заплакал навзрыд. Промчалась, громыхая, почтовая тележка, доверху загруженная посылками. Хлопнула о цемент бутылка не то с ликером, не то с сиропом, и все обходили лениво растекающуюся лужу, в которой косо, словно разинутый рыбий рот, торчало зеленоватое горлышко бутылки.

Голоса, топот— все смешалось в негромком встревоженном гуле. Надя чувствовала себя неважно, с трудом держалась на ногах, боялась сделать шаг — упадет ведь! Вдруг ноги откажут, подкосятся? Поэтому она и стояла неподвижно на солнцепеке, в душном воздухе, его, казалось, можно было руками потрогать или отшвырнуть, как тяжелое ненужное покрывало.

— Нехорошо мне,— призналась она, вцепившись в рукав Алексея. — Присесть бы...

— Пойдем в тень. Там легче будет. Пойдем!

Надя, всхлипнув, покорно потащилась за мужем.

Алексей поставил вещи в тень возле широкой скамейки, на ней, охая и что-то бормоча, возилась с чемоданом женщина в войлочной шляпе,— переполненный, он не закрывался, это злило хозяйку, и она то пинала че-модап, то хлопала ладонями по крышке, то уминала вещи кулаками, будто месила тесто.