Вокруг ни души. Даже тени спрятались от жары. Стояла умиротворенная тишина, только собственные шаги отдавались толчками в ушах да назойливо повизгивала у Алексея чемоданная ручка.
Надя шла за мужем по тропинке, добела отшлифованной ногами. Тепло нагретой земли ощущалось даже сквозь подошвы босоножек. Рядом, по шоссе, залитому душным гудроном, шурша колесами, проскакивали машины, и каждый раз у Нади что-то переворачивалось внутри и во рту становилось противно. Она не могла теперь выносить запах отработанного бензина. Но когда Алексей оглядывался и спрашивающе смотрел на нее, она улыбалась.
У Алеши странная, вздрагивающая походка. Никогда он так не ходил: кажется, что он не переставляет ноги, а с трудом отрывает их от земли. И сутулиться стал.
Капроновая сумка с едой врезалась Наде в ладонь. Рука онемела, но она же сама уговорила Алешу пойти па вокзал пешком, в автобусе было бы не легче. Теперь се часто тошнило, кружилась голова, хотелось лежать пе двигаясь'. Старушечьи желания! Нет, она не жаловалась мужу на свое неприятное, мучительное подчас, состояние,— ему и без того нелегко.
Как она презирала Женьку Шишигина! И за Серафиму Антоновну, и за девушку, которая поверила ему, распродала все, сказала, что к мужу едет. Не напрашивалась же она ему в жены! Сам вызвал. Телеграммой причем.
Наде уезжать не хотелось, нравилось ей на заводе, чувствовала она себя там хорошо, уверенно. А что ей особенно было по душе — никто никого не заставлял работать,— кто увидит, что надо сделать, тут же берется: получается, что каждый за все отвечает, болеет, как за свое собственное.
Но Алеша не может оставаться там, где Женька, не умеет он поддакивать, приспосабливаться.
А если на новом месте окажется свой Шишигин? Выходит, так они и будут летать по белу свету с места на место, писать заявления «по собственному желанию»? Неистощимое собственное желание...
Одно Надю радует: едут они к ее родителям.
Алеша сказал: «Выхода у нас нет другого, Надюша, из-за тебя на это соглашаюсь. Но каким беспомощным я предстану перед твоими, понимаешь?»
Чего же тут не понять?
Они подошли к вокзалу. Старое здание, узкое и длинное, казалось дровяным сараем рядом с новым, сплошь застекленным, с легким крылатым навесом.