Потому, что люблю

Крохотуля спал. Его длинные ноги высовывались сквозь прутья кровати, на одной ноге висели голубые кальсоны, на другой — носовой платок. Вроде сушилось.

— Буди Крохотулю,— сказал Кузя. — Дело у меня серьезное.

— Тише ты! — Сарычев огчял руки от головы. — Видишь, человек спит?

— Буди, говорю: ты разбудишь — тебе ничего, а если я — придавит как букашку.

— Вот ты как обо мне думаешь! — Крохотуля присел на кровати, поднял то, что упало с его ног, повесил на спинку стула. — Что у тебя за дело? Да еще серьезное. Чего стоишь-то? Садись. Раз пришел, садись.

Кузя присел к столу:

— Я знаю и про фонарь, и про Подсолнуха. Все не так, как вы думаете, я своими глазами эту сцену наблюдал, вот как вас сейчас вижу.

— Ну и что? — сказал Сарычев. Дудкин мешал ему заниматься. — Зачем это нам?

— Как зачем? Подсолнух Женьку и пальцем не тронул.

— Чего это тебя так волнует? — засмеялся Крохотуля.

— А то, что вы гоните человека ни за что, наплевали, и все, а они прибавления семейства ждут.

— Давай выкладывай, в чем дело,— разрешил Крохотуля.

Кузе теперь спешить было некуда, он увидел на подоконнике бутылку с недопитым кефиром:

— Горло засохло, если размочу, а?

— Пей! — разрешил Сарычев. — Опохмеляйся.

Кузя вытряхнул кефир себе в рот и принялся рассматривать открытки — они веером висели над прикроватной тумбочкой Сарычева. Над кроватью Крохотули висело «Личное расписание». Оно заинтересовало Кузю. Он прочитал вслух: «Подъем в шесть ноль-ноль; пробежка 15 минут. Туалет, завтрак 30 минут, читать перед работой пслчаса, вечером — час. За нарушение — штраф и в зарплату без халвы. В субботу и воскресенье заниматься до шести часов вечера, с перерывами на обед».

— И ты в точности это выполняешь?

— А для чего же составлять тогда? Стенку украшать?

— Гляди, какой ты у нас примерный! А приехал, помнишь, деревня деревней, на пол сморкался.

— Ну и трепло же ты! — прикрикнул Крохотуля.— Я бы такого никогда не сделал; противно, перемени, Кузьма, пластинку, со мной такой разговор не пойдет. Не тяни, с чем пришел?

— Я для вас удобный — ничего не делаю, а Подсолнух неудобный — вкалывает до седьмого пота.

— Ну и оратор же ты! — Сарычев отложил книгу, спросил:—Ты хоть когда-нибудь в зеркало смотрелся? На кого похож! Лицо деформировалось, нос сдвинулся иа сторону, в волосах перья, щетиной оброс. Пещерный человек!

— А может, я хочу бороду отрастить, как у нашего Подсолнуха! А что касается морды, так я ее не вижу, а кому не нравится — не смотри.