Пришел поезд. Ждем, пока лишние люди разойдутся. Разошлись. Одна девчонка осталась, сразу видно — ждет кого-то: зырк-зырк глазами по сторонам. Чемодан у нее и сумка болтается. Женька мне: «Иди, она». Подхожу: «Вас Леной звать?» Обрадовалась: «Вас Евгений прислал?» А я ей выкладываю: «Нет больше вашего Евгения, погиб на работе, на посту, так сказать!» Дую, значит, без роздыху, как по программе предусмотрел Женька, чтоб девчонка и слова не успела вставить. Испугалась она, затряслась, а я заливаю: стоял, дескать, наш бригадир под монтажным краном, панель вдруг сорвалась и прямо ему на голову — в лепешку расшибла. «А где его похоронили?» — спрашивает. Нигде, говорю. Нет у него могилы, сожгли, а пепел по стройке развеяли. Он еще раньше крематорий завещал и по стройке распылить просил. Как Мичурин: он просил, чтоб его пепел по саду развеяли. И Женька так. Поворачивайте, говорю, назад, жизнь — злая штука. Она — в слезы: «Я сказала, что к мужу еду, уволилась с работы, все свое распродала». Ну и дура, говорю. Вдруг Подсолнух как из-под земли возник, говорит девчонке: «Не верьте этой ерунде, ваш Евгений жив и здоров, вон он!» — и показал в сторону камеры хранения — Женька прятался там и выглядывал исподтишка.
Тут девчонка швырнула на пол сумку, про чемодан забыла и — к Шишиге. Она — к нему, он — от нее, пятился, пятился, да шмяк спиной об стенку. Загнала его девчонка в угол и говорит: «Ну, здравствуй, живой труп!» И давай его по морде колошматить. Хлясь с одной стороны, хлясь — с другой, хлясь — с третьей, да все кулаком, да промеж глаз.
Женька увидел Подсолнуха и к нему: «Это твоя работа?!» Подсолнух хохочет: «Я думал, что от тебя придется девушку защищать, а она молодец, мастер по боксу, ишь как отделала!»
— А дальше что? — спросил Сарычев.
— Дальше сами знаете, а девчонка назад повернула, стребовала с Женьки деньги на билет и — домой. Так я пошел? — Кузя встал, поправил сигареты за ушами.
— Нет,— остановил его Крохотуля.— Не уходи. Хорошо, что пришел. Давайте подумаем и решим сообща, что дальше делать. Иван, сбегай-ка позвони Ма-жуге!
Когда Сарычев ушел, Кузя сказал:
— А я думал, вы меня прогоните.
— Ты всегда думаешь не то, что надо.
Кузя вытряхнул из лежащей на столе пачки «Шипки» две сигареты, заменил те, что красовались у него за ушами, сунул их в карман и только потом сказал:
— Что ж, раз я нужен, останусь...
Жара не спадала.