Потому что люблю

Ребята были похожи друг на друга, как два боевых истребителя.

— Ты не перепутал? — усомнился Муравьев. — Может, этот Гера, а этот Юрка?

Близнецы заулыбались.

— Папа ошибся, — сказал Юрка и плутовато посмотрел на Муравьева. — Я Гера, а он Юрка.

— Ну ладно голову морочить. Валяйте к своему вездеходу. Что это у тебя? — повернулся Шелест к Муравьеву.

— Подарок. Увидел на улице человека со скрипкой. Иду за ним. А он в комиссионку. Я и позвонил тебе. Выхожу из магазина — такси. Бери. — Муравьев протянул футляр Женьке. — Ребята славные. У меня такой же оболтус. А ваза под цветы найдется?

— Банка есть… — Женька взволнованно ощупал старый, видавший виды футляр. Его пальцы осторожно подбирались к маленьким, позеленевшим от времени медным замкам.

— Где банка? — Муравьев заглянул через застекленную дверь в кухню. На плите жарилось что-то вкусное, небольшой стол с трудом вмещал тарелки с разнообразной закуской. — Где банка?

— В комнате на окне, — отрешенно ответил Женька.

Он уже впился глазами в скрипку, такую же старенькую и такую же потертую, как и футляр.

Муравьев прошел в комнату, взял на окне высокую банку из зеленого стекла, повертел в руках, пытаясь угадать назначение сосуда, но, не придя ни к какому выводу, сходил на кухню, наполнил его водой и вместе с розами водрузил на стол среди разноцветных бутылок с вином.

После гостиницы Женькина квартира была просторной и очень уютной. Здесь ничто не казалось лишним. В коридоре — только вешалка и небольшая застекленная репродукция Тинторетто «Спасение Арсинои». В комнате — низкий диван, два кресла, бельевая тумбочка, напротив — секция низких, не выше метра, шкафов, расположенных вдоль всей стены. На одном из них — телевизор «Электрон». Поставленный на середине комнаты стол был явно не из этого гарнитура, видимо, Женька его вытащил из соседней комнатушки, где деловито сопели Юрка и Гера. В комнате тоже были развешаны аккуратно застекленные в никелированных металлических оправах цветные репродукции: знаменитая «Шоколадница» Лиотара и не менее знаменитая риберовская «Святая Инесса». Еще две репродукции, расположенные на противоположной стене, были незнакомы ему.

— Я не совсем уверен, — сказал Шелест из коридора, — но, кажется, ты принес редкую вещь. Ей нет цены. Это батовская скрипка. — Он, как Шерлок Холмс, вглядывался в гриф.

— Ей цена полсотни в комиссионке.

— Если это батовская работа, ей нет цены, — возразил Женька.

Тут же вынул нож, запустил лезвие в невидимую щель и уверенным движением взломал деку. Инструмент отозвался чистым, но жалобным звуком.

— Кажется, это похоже на работу Батова! Ты знаешь, кто такой Батов? Это наш русский Страдивари. Ладно, мы это еще выясним. — Женька положил скрипку в футляр, а затем спрятал в одной из секций длинного шкафа. — Как находишь мою квартиру?

В его голосе были гордые нотки.

— На уровне. — Муравьев еще раз обвел глазами комнату. — Что это за репродукции?

— А черт их знает! Катя подарила. У нее в квартире целая галерея. Как-нибудь напросимся к ней в гости.

— Женька… — Муравьев подошел к окну, посмотрел в сторону автобусной остановки, где застыла толпа уставших людей, повернулся, сел в кресло. — Это правда, что вы вот так живете?

— И ты туда же? — улыбнулся Женька.

— Как раз не туда. — Муравьев пригладил съехавшие на лоб волосы. — Просто хочу, чтобы ты опытом поделился.

— Каким?

— Во-первых, как это вам пришло в голову, а во-вторых, как это вам удается?

— Просто. У Кати была квартира. У меня тоже. Когда познакомились, ходили друг к другу в гости. Так почти год. Мы много спорили о проблемах современной семьи, о том, что ее разрушает, что притупляет чувства… Короче, знаешь, мы решили после формального заключения брачного контракта ничего не менять.

— Ну и как?

— Ничего.

— Что ничего?

— Вот уже семь лет… А мне кажется, это было вчера. Иду к ней или жду ее — такое ощущение, будто у нас первое свидание. Волнуюсь. Цветы покупаю…

— Думаешь, если бы жили вместе, цветы покупать не стал бы?

Женька снисходительно улыбнулся.

— У любой палки два конца. Собраться под одной крышей мы можем в любую минуту. — Помолчав, Женька продолжил уже серьезно: — Территориальная и материальная независимость в наше время — это немало. Дополнительная иллюзия свободы. Если учесть, что человек с ног до головы опутан условностями, нужными и ненужными, то когда ему удается хоть что-то порвать в этих путах, он проникается глубоким уважением и к себе, и еще больше к тому, кто стал ему помощником в этом деле.

— Иллюзии, Женя, имеют свойство лопаться, как мыльные пузыри.

— Пусть! Я ничего не хочу менять. Не хочу видеть ее неумытой и непричесанной, не хочу, чтобы и она меня видела таким. Будни — в одиночку. А когда вместе — пусть это будет праздник.

— Ну хорошо. — Муравьев тряхнул головой, и его волосы белым веером опять съехали на лоб. Он быстрым движением отвел их в сторону. — Хорошо. Еще несколько прозаических вопросов.

Женька засмеялся:

— Валяй!

— Как у вас с бюджетом?

— Нормально.

— А дети?