Потому что люблю

— Но, Вера, — Муравьев уже на полуслове обрывает подошедших к нему Юру и Герку и поворачивается к Вере, — ты ведь инженер, насколько я знаю. Каким образом…

— …я овладела языком, да? — перебивает его Вера.

— Ну да!

Муравьев улыбается, а Вера начинает смеяться, вспомнив вдруг, как обозвала его в седьмом классе «щербатым чертом». А ведь щербинка у него милая, почему же он казался ей чертом?

— Я была способной студенткой, Николаша, усердно училась, вот и овладела.

Вера слукавила зачем-то, хотя ей очень хотелось рассказать, как в последние два года учебы в институте она работала над языком, потому что жила в одной комнате с Мартой Гетнер, студенткой из Германской Демократической Республики, как Марта вначале смеялась над ее произношением и как они уже свободно разговаривали перед выпуском из института. Марта и сейчас пишет ей только по-русски, а Вера отвечает на немецком языке. Но пусть Муравьев думает, что она была способной студенткой. Ведь в школе он по всем предметам знал лучше ее, хотя занимался самостоятельно значительно меньше — в любое время дня и ночи его можно было увидеть на школьной волейбольной площадке.

— Верочка, спой нам что-нибудь, — попросил Белый и тут же приказал Женьке: — Извлекай аккордеон.

Женька посмотрел на Катю, та утвердительно кивнула, и он вышел из-за стола.

Вера знала, что Женька обязательно заиграет любимую в этой компании «Не улетай», и вдруг почувствовала, что не может вспомнить первую строку, отчего заволновалась и спрятала в ладонях покрасневшее лицо. В тот же миг она почувствовала, что ее осторожно взял за локоть Муравьев, наклонился так, что коснулся щекой ее волос, и тихо в самое ухо быстро шепнул:

— Не волнуйся, я помогу.

И она действительно сразу перестала волноваться, с благодарностью посмотрела снизу вверх на Муравьева и тут же вспомнила слова песни, пропела их про себя: «Смотри, пилот, какое небо хмурое…»

Но Женька взял незнакомый аккорд; и лишь когда он проиграл целую фразу, Вера поняла, какая песня ей предлагается и, подстроившись к мелодии, спросила: «Где мне взять такую песню, чтоб о любви и о судьбе и чтоб никто не догадался, что эта песня о тебе?..»

И вдруг поймала себя на мысли, что адресует эти слова конкретному человеку, что видит его за каждым словом песни и действительно не хочет, чтобы кто-нибудь догадался, что эта песня о нем; она не хотела даже, чтобы он сам догадался об этом, и торопливо подвинулась к Женьке. Но собственное неожиданное открытие уже не покидало Веру ни на минуту, и она, кое-как закончив песню, тихо попросила Женьку больше не играть, сослалась на головную боль.

Пришла наконец жена Белого — Ирина Николаевна. Женька отложил аккордеон, вышел ей навстречу. Круглолицая, с модным начесом, не по годам стройная, она по-родственному расцеловала именинника, сунула ему в руки коробочку — видимо, с часами — и, усевшись рядом с Белым, внимательно посмотрела на сидящих за столом людей. Вере на миг показалось, что она на служебном совещании у главного инженера — вот таким хозяйским взглядом окидывал он собравшихся в кабинете людей.

— Мне, по-видимому, штрафная положена? — спросила Ирина Николаевна и уже посмотрела на всех с просьбой о сочувствии.

— Ирина Николаевна, — поднял свою рюмку Муравьев, — мы с вами. Вера тоже?..

Вера не хотела больше пить, но в словах Муравьева прозвучали такие ноты, что вместо «нет» она сказала «да, конечно» и торопливо подняла бокал. А выпив вино, почувствовала, что катастрофически краснеет, извинилась и вышла в соседнюю комнату, где Юрка и Гера уже все поставили вверх ногами, прошла на балкон.

Внизу тихо и ровно шумели тоненькие, но уже вытянувшиеся под третий этаж топольки, в конце двора монотонно дребезжала гитара и так же монотонно ей подпевали хриплые — «под Высоцкого» — голоса.

Вера хотела разобраться, что с ней происходит, но услышала сзади шаги и сразу же почувствовала на своем плече легкую руку Ирины Николаевны.

— За работой забываешь, что бывают вот такие милые вечера, что светят звезды, — тихо сказала она и посмотрела в небо. — На звезды гляжу только, когда Роман летает. И боюсь — не заблудился бы он там…

Помолчав, спросила:

— Что это ты сегодня как не в себе? Дочка здорова?

Вера кивнула.

— В отпуск тебе надо. К морю. На пляж…

— Сегодня утром кто-то красиво летал, не Роман ли Игнатьевич?.. — спросила Вера.

— Не знаю. Кажется, он сегодня не летал. Ну пойдем, споем какую-нибудь нашу, русскую. Да и мужчин одних оставлять нельзя, мысли у них не туда поворачиваются. Идем…

— Вот видишь, — сказала Ирина Николаевна, когда они, переступив через поваленные ребятишками стулья, вошли в большую комнату, — видишь, они уже про службу…

Вера улыбнулась. Мужчины действительно вели разговор о полетах. Аккордеон висел на плечах у Женьки сам по себе, а руки его изображали какие-то винтообразные движения, отдаленно напоминающие полет с переворотом. И Муравьев, и Белый, и тот незнакомый старший лейтенант внимательно слушали Женьку.

Вера уловила лишь последние слова:

— …Но все это будет эффектно, если проделать на минимальной высоте.