Потребитель

Ее аромат поднимается над ней мерцающей дымкой и наполняет воздух медом. Ее груди уже начали сползать с возвышения ее грудной «летки, разлагаясь, они больше не отвердеют высокомерием и не наполнятся обещанием плода. Соски, которые я когда-то брал в рот, сосал и кусал, стоят прямо, словно бросая вызов сползанию ее груди набок. Гравитация затягивает ее в себя, как зыбучий песок. Ее живот сдвигается, испуская приглушенные демонические заклинания из глубин ее внутренностей, где бродят газы разложения. Глядя на ее открытый рот, я все еще могу вспомнить легкий карамельный привкус ее слюны, я способен почувствовать упругость ее языка, ощутить, как он проскальзывает мне в рот, проводит по моим зубам, обвивается вокруг моего языка. Но сейчас разверстая яма в ее лице являет собой зрелище мертвого распухшего кожистого языка, похожего на труп морского млекопитающего, выброшенного на берег и заползшего в темное пространство ее рта, чтобы укрыться от солнца и полчищ мух. Губы ее, что когда-то были экзотическим плодом, из которого я высасывал сок, теперь сморщились и потрескались, как высушенный абрикос. Ее глаза застыли на мне, прожигая мое лицо кислотой. Мои слезы медленно стекают из уголков глаз, густые, как нефть.

Всего семь дней прошло с тех пор, как она тихонько стояла в проеме двери нашей спальни, и тайком наблюдала за мной, свернувшимся на кровати с книжкой, а я не замечал ее присутствия, пока она не подошла сзади и не дохнула теплом мне в шею. Теперь ее плоть лежит здесь, обездвиженная и бесчувственная, сводясь к процессу, точно дрожжи, забродившие в воде. Молекулы, стягивающие ее тело, двигаются, отсоединяясь друг от друга, вновь образуя соединения и распадаясь в окружающее биохимическое месиво, и клей ее индивидуальной воли более не удерживает их. Мое собственное тело будто кипит частицами, генетическим материалом, атомами, паразитами…

Ее половой запах забирается в утробу моего мозга, где созревает, как плод, образуя совершенную память, жесткую красную сердцевину невозможной похоти, что сверкает и омывает теплом мои мысли. Я нагибаюсь к ней для последнего тщетного поцелуя. Из провала ее рта выделяется липкий белый клей, пахнущий земляными глубинами — запасами животного навоза, спрятанными в темной могиле. Я беру зазубренный кухонный нож и осторожно отрезаю ей пальцы, собирая стекающую жидкость белым банным полотенцем. Я поедаю эти одержимые фрагменты ее души с тщанием эмпирика, прикованный ее немигающим взглядом. Я отравлен памятью о ней и переходом ее вкуса, запаха и тканей в мои душу и тело.

Проходят недели, и каждый день прибавляет частицу ее сущности, что питает меня. С поступлением субстанции ее существа я преобразуюсь в сущность, отличную от меня самого — как и от нее. Эта эволюция — всего лишь первый шаг к моему собственному медленному распаду, при котором я смешаюсь с бесчисленными организмами, а те, в свою очередь, будут питаться мной и в конце концов рассеют меня в атмосфере…

1993

Оргия

Наблюдая детское представление в другом углу комнаты, участники оргии слегка подавались вперед в своих креслах, и вздохи восхищения вырывались у них. Обнаженные мальчик и девочка целовались, сидя с выпрямленными спинами, как пара прилежных школьников, охваченных внезапной страстью. Девочка легонько поглаживала эрегированный пенис мальчика кончиками пальцев — как испуганную птичку, присевшую ему на колени. Участники оргии подтягивали уголки ртов с общей для всех плотоядной гримасой, чувствуя, как, отзываясь на зрелище, кровь устремляется в их собственные гениталии.

Когда девочка опустилась на колени, нежно беря в рот у мальчика, изогнувшегося дугой, зрители вдохнули полные груди, втягивая половой аромат, источаемый детьми и долетающий до них через комнату. Они ощущали вкус ядовитого сока, сокрытого под тонкой поверхностью бледной чистой кожи детей, они могли видеть кровь и мышцы, лучившиеся оттенками розового под гладкой молочной пленкой. Поглощая спектакль с отвлеченной сосредоточенностью зрителей, загипнотизированных миганием телеэкрана, они облизывали губы, смазывая их притягательным глянцем. Эти лоснящиеся ломтики мяса — пухлые от инъекций коллагена — теперь шептали слова восхищения анатомией юных любовников, перечисляя, как можно было бы использовать их невинные тела, а сцена тем временем разворачивалась перед ними. Наблюдая, они втирали друг другу ароматические масла, наслаждаясь скорее визуальным эффектом сверкании масла на коже, нежели ощущениями, которые оно вызывало.