— Поймите меня правильно, Ирина Антоновна, давайте поговорим, как два взрослых человека. Согласны?
Согласна? С чем? Ирина с недоумением прислушивалась к словам директора.
— Подпишите, пожалуйста, — повторила она.
— Вы хорошо подумали?
— Хорошо. Вы сказали, что у меня не отдел, а явочная квартира! И после этой истории…
— Поймите меня правильно, — повторил директор, — у меня к вам претензий нет.
Ирине показалось, что она ослышалась. Нет претензий?
— Но понимаете, ко мне приходят сотрудники и говорят, что ваш отдел ставит пятно на репутацию библиотеки… как я, по-вашему, должен реагировать?
— К вам приходили сотрудники и просили меня уволить? — не поверила Ирина.
— Ну… не так прямо, и всего одна сотрудница… гм… приходила и сигнализировала, так сказать. Сообщила, что коллектив гудит. И следователь приходил, и ваш клуб… эти «Спикеры», то есть не все, а какой-то художник, связан с убийствами, весь город прямо гудит… все гудят. Что, по-вашему, я должен делать? Я должен реагировать на сигнал и принимать соответствующие меры. — Директорский голос понизился до шепота: — Я же не мог не реагировать! Я лицо ответственное.
— Кто к вам приходил? — Ирина наконец повернулась к Петру Филипповичу. Сидеть, повернувшись назад, было неудобно, но директор уперто держался у нее за спиной.
— Знаете, давайте сделаем иначе. — Он словно не услышал вопроса. — Я ваше заявление пока не подпишу, а вы подумайте, Ирина Антоновна. Вы замечательный работник, с инициативой, креативный, как сейчас говорят, ваш отдел знают в городе. Вот скажите, я вам когда-нибудь отказывал в финансах? А ведь ваши зарубежные журналы стоят целое состояние, но я же понимаю! А тут маленькое недоразумение, и вы сразу бросаете заявление на стол. Дорожить надо, а не бросаться заявлениями. Или вы не цените вашу работу? Вам не нравится работать в библиотеке? Вы присмотрели себе что-нибудь получше?
Голос директора набирал силу, в нем зазвучал пафос. Он вышел из-за спины Ирины и теперь стоял прямо перед ней, как великий инквизитор — величественный и обличающий.
— Ничего я не присмотрела, — пробормотала Ирина. — Я думала, вы меня…
— Идите работайте, Ирина Антоновна. У вас скоро премьера, это дело серьезное. Говорят, вам Молодежный театр дает зал?
— Дает, но…
— Напрасно! Можно было у нас, в большом читальном. А то все такие гордые, а об директора можно ноги вытирать.
— Но вы же сами… — пролепетала Ирина.
— Предлагаю вторую премьеру, так сказать, дать у нас. Леня нарисует афишу, скажете, я разрешил. Молодежный Молодежным, но вы не забывайте, что ваш клуб организован на базе библиотеки. И вообще, должен сказать вам, Ирина Антоновна, что бороться надо! Бороться, а вы сразу в бега. Заявления бросаете на стол, как будто тут вас кто-то обижает… Жизнь — это борьба, не бегать надо, а бороться!
— Спасибо, Петр Филиппович, — пролепетала Ирина и встала. Она вышла из кабинета в состоянии полнейшего обалдения и попала в объятия Алины, ожидавшей в приемной.
— Ну что? Подписал?
— Пошли отсюда! — Ирина схватила ее за руку. — Он сказал, что я вытираю об него ноги!
— Что?!
— Ноги вытираю об него!
— Ирка, не пугай меня! Уволил или нет?
— Пока не уволил! Сказал, посмотрит на мое поведение!
Алина снова бросилась Ирине на шею и закричала:
— Слава богу! А то как же я без тебя?! А ты знаешь, он неплохой человек, наш Петюша, с ним всегда можно договориться! — Она наконец выпустила Ирину из объятий. — И потом, где он еще найдет такого… такую — и клуб тебе, и театр, и на радио, и в газете! Да он за тебя держится двумя руками! Пошли по кофейку! Отметим возвращение блудной дочери!
— Слушай, Эмик, что Тимофей Галаган говорит о смысле жизни!
Молодые люди устроились на большой кухне Эмилия Ивановича. Лиса Алиса сидела за столом, листая старую пожелтевшую рукопись. На титульной странице стояло: «Тимофей Галаган
Рукопись, философское наследие Тимофея Галагана, раскопали в губернской канцелярии студенты Федора Алексеева — в одном из неразобранных ящиков. Вот такое случилось удивительное совпадение. Рукопись была тонкой, всего тридцать два листка, сшитых суровой ниткой и исписанных четким красивым почерком. Это были короткие замечания обо всем. Что-то вроде афоризмов. Чернила выцвели, бумага пожелтела, человека давно не было, а мысли остались.
Федор Алексеев в совпадения не верил… почти не верил, а потому долго рассматривал находку, даже понюхал. Рукопись пахла старой бумагой и сыростью. Он переводил испытующий взгляд на Эмилия Ивановича, пытаясь определить по его лицу истинный смысл находки. Если честно, он не ожидал, что им повезет. Опять-таки, подобных совпадений не бывает… то есть бывают, но редко. А мобилизация студиозусов на помощь Эмилию Ивановичу была проведена скорее в воспитательных целях, и на результат, тем более скорый, Федор не надеялся.