Потрясая мой мир

Семьсот тридцать семь сообщений?! Черт возьми! Вот что я получаю за то, что забросил фан-сайт. Чтобы все это разобрать, мне понадобится целый месяц. Я откидываюсь на спинку коричневого кожаного дивана и закрываю глаза, шокированный объемом предстоящей работы. Меня так и подмывает послать все к черту и вместо этого вздремнуть, но это нечестно по отношению к фанатам. Это их способ восхищения нашей музыкой. Как я могу их игнорировать?

Я делаю глубокий вдох, достаю из сумки пакетик «Орео» и принимаюсь за работу. Это кропотливый, долгий процесс, но видеть восхищенные ответы, когда они понимают, что я ответил лично — все это стоит того. До Обри этот сайт был моей отдушиной, место, куда я приходил, чтобы почувствовать любовь. Мои поклонники без всяких условий изливали её, а я все впитывал. Собственно, именно поэтому я и начал собирать вокруг себя так много фанаток. Нет ничего лучше, чем быть чьим-то «всем».

— У тебя есть минутка, сынок? — Я отрываю взгляд от экрана компьютера и вижу судью, прислонившегося к дверному косяку этого впечатляющего кабинета. — Я бы хотел обсудить с тобой кое-что.

Бросаю взгляд на часы на своем компьютере. Черт. Я отвечал на сообщения уже полтора часа и даже не заметил этого. Обри должна скоро вернуться, и я не понимаю, почему ее отец хочет поговорить со мной без неё.

Черт. Это плохой знак.

Я с трудом сглатываю.

— Конечно.

Встаю и следую за судьей по короткому коридору в кабинет. Здесь классический интерьер: стены цвета шоколада, книжные шкафы из вишневого дерева и такой же письменный стол. На боковом столике даже стоит бутылка шотландского виски вместе с четырьмя стаканами.

Глаза судьи следуют за моим взглядом.

— Хочешь выпить?

Это, вероятно, своего рода испытание с его стороны. Если я приму выпивку, он автоматически подумает, что я алкоголик, но если откажусь, он подумает, что я лжец.

— Конечно, — отвечаю я, не собираясь пить все сразу.

Он подходит, вынимает стеклянную пробку из бутылки с виски и наливает два стакана до половины. Протянув мне стакан, он обходит свой стол и садится в кресло с высокой спинкой. Его глаза пристально изучают меня, пока мы сидим молча, глядя друг на друга.

Судья ставит стакан на стол и наклоняется вперед.

— Я не такой человек, чтобы ходить вокруг да около, Зак. Я очень прямолинеен и говорю всё, как есть. Если бы таких, как я, было больше, мир стал бы лучше. Мы бы все знали, как относимся друг к другу.

Это звучит как вступление к речи о том, что я ему не нравлюсь. Вместо того, чтобы затеять спор с отцом любимой женщины, я просто киваю головой, как будто полностью с ним согласен. В конце концов, я могу ошибаться на его счет. Я едва знаю этого человека.

— Мне нравится прямота.

— Хорошо, потому что сейчас я собираюсь выложить все на чистоту.

Ох, черт!

— Почему ты встречаешься с моей дочерью?

Это очень простой ответ.

— Потому что люблю ее. — В моем голосе слышится твердость, когда я озвучиваю свою правду.

Он долго смотрит на меня, прежде чем продолжить.

— Я вижу, что ты в это веришь, но я знаю твой тип парней. Вы не постоянные. Я буду честен с тобой, Зак. Я не хочу этого для моей маленькой девочки. Она слишком хороша для подобного. Она заслуживает надежного мужчину, который никуда не сбежит.

Я вздрагиваю, но понимаю его сомнения. Мое прошлое не слишком благоприятно.

— Уверяю вас, сэр, когда речь заходит о вашей дочери, я никуда не денусь.

Он вздыхает.

— Я боялся, что ты будешь упрямиться. Ты не оставляешь мне выбора.

Он пододвигает ко мне какую-то распечатку.

— И что это?

— Твой закрытый файл о судимости.

Мои глаза округляются, когда я просматриваю записи моих столкновений с законом.

— Откуда это у вас?

Он хмурится.

— Я — судья, сынок. Я могу получить доступ к чему угодно.

— И для чего это вам? Обри уже в курсе всего этого. Если расскажете ей, это не помешает ей быть со мной.

Он кивает соглашаясь.

— Да, согласен, но ведь пресса устроила бы настоящий праздник с чем-то подобным, да? Будет большая шумиха, если это каким-то образом просочится.

Я вскакиваю со своего места, расплескивая напиток, прежде чем с грохотом поставить стакан на стол.

— Вы что, угрожаете мне?

Его глаза на секунду расширяются, и могу сказать, что на долю секунды я поколебал его хладнокровие.

— Успокойся. Можешь думать, что это угроза, но я предпочел бы считать это инструментом торга.

— Что значит — инструмент торга? Что вы выиграете, размазывая меня в прессе?

— Мою дочь.

Я отрицательно качаю головой.

— Она не бросит меня из-за этого.

— Нет, наверное, нет. Моя дочь яростно предана тебе — это у неё от меня, так что она останется с тобой. Вот почему ты должен бросить ее.

— Нет! Я не оставлю ее ни за что на свете.

— Знаешь, я взял на себя смелость вытащить истории других участников твоей группы. Похоже, у Трипа Дугласа тоже есть кое-какие грязные секреты. Не думаю, что он обрадуется, если его секреты станут достоянием прессы. Оставь Обри, не вынуждай меня сделать это по-плохому. Я могу уничтожить всю группу.