Потрясти сахарное дерево (ЛП)

Мне был нужен кто-то. Секс, конечно, был бы тоже не плох, но мне был нужен

кто-то, с кем можно поговорить, кто-то, кто поддержит, заставит смеяться, напомнит

мне, как хорошо быть живым, кто-то кто заставит меня снова почувствовать себя

молодым, привлекательным, желанным, кто-то, с кем можно пойти по жизни. Мне

нужно было положить конец этому долгому одиночеству воспитания молчаливого

мальчика, живущего в молчаливом мире, в Мире Глухих, в мире, в который я могу

войти гостем, но никогда не стану его частью.

Я представил, как мне улыбается и смотрит своими иди-ка-сюда глазами

Джексон Ледбеттер. Я бы хотел положить руки ему на бедра. Почувствовать его

живот, его грудь, его соски. Я бы пялился на его хозяйство, и он бы понял, насколько я

изголодался по нему, потому что я был голоден до членов всю свою жизнь и не мог

врать.

Пэтси Клайн пела, что сходит с ума от мысли, что моя любовь могла тебя

удержать...

Прошло много времени, прежде, чем я смог заснуть.

Глава 6

Воскресенье у мамы дома

На следующее утро было воскресенье, и мы с Ноем сидели на проповеди Отца

Грея, посвященной борьбе с абортами, о чем прихожане церкви Святого Иосифа

неприкрыто вещали, расставив на лужайке свежеокрашенные белые кресты, которые

было видно любому проезжающему по Глостер-стрит, по дороге к моллу.

Если бы мне кто-то задал вопрос, зачем я ходил в эту церковь, я не смог бы ему

ответить. Возможно, по привычке. Дать шанс Ною социализироваться. Каждый раз,

видя эти кресты на переднем дворике, я закатывал глаза. Я плохо переносил общество

людей, которых судьба зигот заботила больше, чем жизни человеческих существ.

В очереди за причастием я шел за Ноем. С плотью и кровью Иисуса в пустых

желудках мы направились к маме в Нью Олбани, у нее дом в тридцати минутах езды

от Тупело. Радио вещало типичные воскресные программы для местных:

богослужения, евангельскую музыку и проповеди. Небо было чистым и ясным, по

прогнозу синоптиков температура обещалась подняться выше тридцати. Из динамиков

слушателям напомнили не оставлять детей в машине без присмотра в такую жару.

Прежде чем закрыть дверь, проверь!

На Ное был надет его единственный костюм, теперь на пять сантиметров выше

щиколоток и на два с половиной короче в рукавах. Жена моего брата, Шелли, сказала,

что принесет что-нибудь из старой одежды Эли, посмотреть, вдруг что подойдет. Эли

был на три года старше Ноя и обеспечивал нам непрестанный поток обносков. Не дай

17

Потрясти сахарное дерево. Ник Вилгус

Боже Биллу и Шелли потратить хоть копейку на новую одежду для своего

племянника.

Поездка в Нью Олбани прошла прекрасно. Бесконечные деревья, сахарные

клены, сосны, дубы, с оплетенными кудзу ветвями, эта лиана стелилась вверх и вниз

по вереницам холмов. Лесистая местность выглядела темной и загадочной. По небу

кружили грифы-индейки, высматривая несчастных животных, чья жизнь вот-вот

подойдет к концу, не важно где, на дороге или глубоко в лесах. Из канав выглядывали

желтые полевые цветы. Лето набирало силу, поэтому с буйством распускалась зелень.

Ной протянул руку, ловя потоки воздуха, счастливо улыбаясь.

В Нью Олбани старые особняки стояли вперемешку с вычурными современными

домами, разбросанными по местности то тут, то там. Центр поселения располагался

рядом с рекой, вьющейся между холмами. Чтобы избежать погружения в современный

мир, можно было воспользоваться велосипедными дорожками.

Мама жила в большом доме в нескольких километрах от центра. С восточной

стороны ее владений, которые ни много, ни мало составляли около 24 гектаров

деревьев и частной собственности протекала река, ее жилище в прямом смысле

находилось в самом центре небытия. Она получила его в наследство от родителей. дед,

ее отец, до сих пор жил с ней. На пути к слабоумию у него бывали, как хорошие, так и

плохие дни. Когда он пребывал в хорошем настроении, у него появлялось едкое, хоть

и грубоватое чувство юмора.

Мамин золотистый лабрадор Бамблби, ласково встретил нас, облизав Ною лицо.

— Бампл! — воскликнул Ной.

У него так и не получилось научиться выговаривать это имя.

Рядом с аккуратной ухоженной клумбой маминых роз у бокового крыльца по-

хозяйски возвышалась каменная статуя Святого Франциска. Розы представляли собой

буйство красных и желтых цветов. Эффект усиливали розово-красные креповые

мирты.

На крыльце сидел дед. На нем был комбинезон, а редеющие волосы прикрывала

кепка с эмблемой университета Миссисипи. Он бы мог выглядеть так, словно вышел

подоить коров в сарае, если бы не пара домашних тапочек на ногах.

— Как ты, деда? — спросил я.

— Пока жив, — объявил он. — Хотя твоей матери под силу укокошить меня